— Чего сидим, случилось что?
— А почему должно непременно что-то случиться? — огрызнулась она, не поднимая глаз. — Хочу и сижу.
Маринка съёжилась и отвернулась. "Катил бы себе, не останавливаясь. Это ж каникулы и он за меня не в ответе". Но тот не собирался отставать. Сняв лыжи, подошёл ближе. Она не шелохнулась. Подумала: "И чего старается, он же сейчас не отвечает за меня". Богуш, взяв её под мышки, попробовал поставить на ноги. Брыкаться не могла, но застонала.
— Эгей! Похоже вывих. Возьми меня за шею, я отвезу тебя вниз.
После нескольких минут тягостного молчания, она понимает, что отмалчиваться больше нельзя, и говорит:
— Не тратьте на меня время, товарищ майор, катитесь куда катили, я здесь не останусь. Позвоню отцу, он заберёт.
— Не дури…
Он попробовал поднять её, она принялась на все силёнки отбиваться. "Хотя чего дёргаюсь, замёрзла же как собака. Но гонор выше крыши…" Только разве его ста килограммов свернёшь. Нечего было и думать, что сможет отбиться. Он весь этот приступ истерии выдержал, а она обессилив всхлипнула:
— Прошу оставьте меня, не поганьте свои руки об такую шалаву вертящую направо и налево хвостом. А то своих чистых женщин от такой мрази замараете.
Его глаза, сделавшись по медному пятаку, по мере прихода в себя превратились в щёлочки, и он громко рассмеялся.
— Ничего, я внизу помою руки. Сиди тихо и не дёргайся. — Подкинул он её на руках.
— Товарищ майор, оставьте меня… Очень прошу… Настоятельно прошу… Я видеть вас не могу…
Богуш, столкнувшись с проявлением её совершенно непонятной враждебности, но стараясь не поддаться на девчоночьи капризы, усмехаясь, заявил:
— Ничего потерпишь, я тоже не в большом восторге. От тебя даже здесь одни неприятности.
Она ж думала: как можно с ним говорить нормально, если он всегда в мрачном настроении, к тому же до такой степени ненавидит меня, что готов укусить. Поэтому была тоже не менее насмешлива и ядовита:
— Чтоб вы без меня делали… умерли бы со скуки. Так что отпустите и идите себе в свою скучную жизнь.
— Сиди не рыпайся, а то ремнём руки перетяну. Обижается ещё… Не успела нарисоваться, как кавалера надыбала. Свинья грязь везде сыщет, а ты себе ухажёра.
— Что с порочной возьмёшь… Да и не ваше это дело. Я тут с отцом. Папуля не против, и вам дела нет до меня.
— Ошибаешься, красавица, три года отсидишь на казарменном положении. День в день. Как положено. А там делай, что хочешь. Тискайся себе сколько влезет…
— На самом деле вы ещё противнее того, чем хотите казаться.
— Вот и отлично. Закрой рот и наслаждайся своим открытием.
Он занёс её в номер и вызвал врача. Действительно был вывих. Маринка, напившись горячего чая и завернувшись в покрывало, пригрелась себе и стала думать… Когда на следующий день он пришёл её проведать — узнал, что Брауны уехали.
25
Александру довелось слетать — таки на пару дней к Глебу. Нужна была срочно подпись шефа, и он без предупреждения объявился. Тот встретил его, вывалившись из душа свежий и счастливый. Правда при виде его счастье сползло в кисло и он кривясь поинтересовался: — Зачем пожаловал? Причём не приглашая в комнаты держал у двери. Сашка обалдел от такой встречи друга, но вида не подал. Он надеялся поскорее спровадить Александра и вернуться к жене. Он бы с удовольствием покончил с тайнами, но вот Ириша… Пока Глеб на ходу просматривал бумаги, стараясь не пропустить Сашу в комнаты, нарисовалась на их глаза полусонная Ирина. Называется "Не ждали, а я вот она". Глеб застыл с открытым ртом. У Саши выпали бумаги, и самого его вроде как подбросило. А по мере приземления на грешную землю, вытянулось лицо и выпрыгнули из орбит глаза. Иришка сразу сбежала в ванную и заперла дверь. Сашка не мог даже схватить шефа за грудки, тот был голый в одном набедренном полотенце.
— Ты что Глеб рехнулся, это же сестра моя. Ей всего-то восемнадцать. Что ты наделал… Обалдел… Из-за ящика пива…
— Тихо, тихо не пыли. Во-первых, ты мешаешь мне сосредоточиться. А во-вторых….
— Не будет никаких вторых. Ещё раз приблизишься к моей сестре убью тебя гада…
Саша хоть и горячился, но говорил сухо и веско. Глеб не сомневался, что так и будет. Ириша слышала всё это, и ей стало страшно. Таким она брата ещё не видела. Сухарь, сухарь, а что-то родственное в нём взыграло.
— Остынь, — подпёр его плечом Глеб.
А тот рубил правду матку в глаза:
— Не думал, что ты такая сволочь.
Глеб устав слушать всю эту воспитательную дребедень поморщился.
— Саш, сядь это не то, что ты думаешь.
Но тот хорошо зная друга плутать в догадках не собирался.
— Тут напрягаться много не надо…
— Ты ошибаешься. Я её муж.
— Кто? Муж? Не финти… "Боже! Неужели у сеструхи хватило ума обкрутить его?! Тогда точняк- Глеб потерял последний!"
В подтверждении этой его невероятной мысли Глеб выставил палец с кольцом.
— А это видел, — покрутил он перед его носом кольцом, — у Ириши такое же. И если ты потрудишься вспомнить, когда оно у меня появилось, то сообразишь сколько длиться наш брак. Отцепись от моих рук, и я покажу тебе свидетельство с печатью о браке.
Сашка обмяк. А повертев книжечку в руках и даже понюхав печать, он кинул её на стол.
— Ничего не понимаю, какого чёрта нужно было скрывать это?
— Малышка заартачилась. Я слово дал. Сам измаялся придумывая варианты. У тебя ночевал, помнишь?
— Артисты, но почему?
Глеб неуверенно пожал плечами и неопределённо помахал рукой. Вероятно с его точки зрения это должно было точно передать его чувства к этому заскоку жены.
— Боится родителей, потому что молодая, зелёная для семьи. Ну ладно с ними худо- бедно договоримся. А казарменное проживание в институте, с этим ничего не поделать. Мне плохо. Каждый день без неё — пытка, она ж играется пока. Девчонка, что с неё возьмёшь. — Жаловался Глеб на свою туманную семейную жизнь.
Сашку прорвало и он принялся хохотать.
— Не ржи и не зуди так, перепугал ребёнка.
— Глеб, я сражён! Мой пупсик уложил тебя на обе лопатки! Вот это кино! Слушай я даже догадываюсь о причине твоего такого облома… Это после того, как она тебя пару раз о пол шваркнула, у тебя с башкой метаморфозы и случились.
— Ха-ха-ха. — Передразнил Глеб. — Сердцу не прикажешь. Судьба!
— Ага, воздушный шарик. Это Ирка тебе ту судьбу устроила. Ну дела, ну народ…
— Прикуси язык, перепугал мне ребёнка.
— Глеб, окстись… Что я слышу: "перепугал ребёнка". Да этот перепуганный ребёнок нас сейчас пяткой по разу лягнёт и мы отбивными к стенам портретом прилипнем… Ир, выходи, хватит скрываться и воду мутить. Ладно, тебе. Забыли всё и проехали.
