Стрелок потянулся за камнем, из-за которого он чуть не упал.
Здоровенный камень, наполовину вросший в песок. Его искалеченная правая рука
заныла, когда грязь и острые грани камня врезались в открытую кровоточащую
плоть, но стрелок все же выдернул камень из слежавшегося песка и, закусив губы,
поднял его.
— Дад-а-…— начало было чудовище, опуская и разжимая клешни
по мере того, как откатывала волна и замирал ее рев, но стрелок изо всех сил
грохнул камнем по спине твари.
Раздался треск — это сломалась спина, покрытая пластинами
панциря. Чудовище бешено извивалось под камнем, его хвост неистово бил о песок,
вверх-вниз, вверх-вниз. Его вопрошающие интонации обернулись глухими воплями
боли. Клешни щелкали, пытаясь схватиться за пустоту. Зазубренный клюв скрежетал
о комки песка и гальку.
И все же, когда набежала очередная волна, тварь попыталась
поднять клешни, и в то же мгновение стрелок наступил ей на голову своим
оставшимся сапогом. Звук был таким, как будто хрустнуло много-много сухих
тонких прутиков. Из-под каблука, брызнув на обе стороны, потекла какая-то
густая жижа. Черного цвета. Чудовище выгибалось дугой и неистово извивалось.
Стрелок еще сильнее надавил сапогом.
Набежала волна.
Клешни чудища приподнялись на дюйм… на два дюйма… затряслись
и упали, судорожно сжимаясь и разжимаясь.
Стрелок убрал ногу. Зазубренный клюв, который оттяпал от его
живой плоти два пальца на руке и один на ноге, раскрылся медленно и закрылся.
Один усик лежал, сломанный, на песке, другой бессмысленно трепыхался.
Стрелок еще раз припечатал ногой издыхающее чудовище. Потом
— еще.
Вздохнув, стрелок с усилием отфутболил камень и прошелся
вдоль правого бока твари, методично пиная панцирь левой ногой, ломая его,
втаптывая бледные внутренности в темно-серый песок. Чудовище издохло, но для
стрелка этого было мало: никогда в жизни, за все это долгое и непонятное время
странствий, он еще не был так тяжело ранен, к тому же все это произошло так
неожиданно.
Он продолжал втаптывать дохлого монстра в песок, пока не
увидел посреди прокисшего месива свой собственный палец, белую пыль под ногтем
— пыль с голгофы, где они с человеком в черном вели бесконечно долгий разговор.
Вот тут-то стрелок отвернулся, и его вырвало.
Стрелок зашагал обратно к воде, пошатываясь, как пьяный,
прижимая к рубахе свою искалеченную руку. Время от времени он оглядывался,
чтобы удостовериться, что гнусная тварь не ожила, как какая-нибудь живучая оса,
по которой колотят-колотят, а она все извивается, оглушенная, но живая…
убедиться, что она не гонится за ним, задавая свои непонятные вопросы своим до
жути отчаянным голосом.
На полпути до воды он остановился и стоял так, шатаясь,
глядя на то самое место, где все это и началось. Глядя и вспоминая. По всей
видимости, он уснул чуть пониже предельной линии прилива. Он поднял с сырого
песка дорожную сумку и свой разодранный сапог.
В голом свете луны он увидел и других тварей — таких же — и
в промежутке между набегающими волнами различил их вопросительные голоса.
Осторожно, по шагу за раз, стрелок отступил к тому месту,
где галечный пляж переходил в траву. Там он уселся и сделал все, что надо было
сделать: присыпал обрубки откусанных пальцев остатками табака, чтобы остановить
кровотечение — присыпал погуще, не обращая внимания на новые приступы боли
(теперь в этот хор вступил и оторванный большой палец ноги), а потом просто
сидел, покрываясь испариной на студеном ветру, и гадал, будет заражение или нет
и как ему теперь быть без двух пальцев на правой руке (что касается
револьверов, тут обе руки его были равны, но во всех остальных делах он ловчее
справлялся правой). А еще он гадал о том, ядовитая была тварь или нет, а если
да, то не проник ли уже этот яд ему в кровь, и настанет ли для него завтрашний
день.
Узник
Глава 1
Дверь
1
Три. Вот число твоей судьбы.
— Три?
— Да. Три — это тайна. Трое стоят в центре мантры.
— Кто эти трое?
— Первый черноволос. Сейчас стоит он на грани убийства и
грабежа. Демон его осаждает. Имя демону — ГЕРОИН.
— Что за демон еще? Я не знаю его, даже в сказках такого
нет.
Он пытался говорить, но голоса не было, и голос оракула
Звездной Шлюхи, Потаскушки Ветров, тоже исчез. Он видел, как падает карта из
ниоткуда в никуда, переворачиваясь в истоме тьмы. На карте скалился бабуин,
восседающий на плече у молодого мужчины с черными волосами; его пальцы, до жути
похожие на человеческие, так глубоко вонзались юноше в шею, что их кончики
утонули в плоти. Присмотревшись внимательнее, стрелок разглядел, что в своей
скрюченной душащей лапе бабуин держит плетку. Лицо юноши искажено гримасою бессловесного
гнева.
— Узник, — по-дружески прошептал человек в черном (тот самый
Уолтер, человек, которому стрелок доверял когда-то).— Правда, что-то в нем есть
угнетающее? Что-то в нем есть угнетающее… что-то в нем есть… что-то…
2
Вздрогнув, стрелок проснулся, отмахиваясь от чего-то своей
искалеченною рукою, уверенный, что одно из этих чудовищ с панцирем из Западного
Моря сейчас набросится на него , сдирая кожу с лица, отчаянно вопрошая его на
странном своем языке.
Но вместо чудища он увидел какую-то морскую птицу,
привлеченную бликами раннего солнца на пуговицах у него на рубашке; испуганно
вскрикнув, она отлетела прочь.
Роланд сел.
Боль пульсировала в руке, ужасная и бесконечная. В правой
ноге — тоже. Стрелок чувствовал свои пальцы, которых не было. То, что осталось
от нижней части рубахи, напоминало изодранную в пух и прах фуфайку. Он сам
отодрал одну полосу, чтобы перевязать руку, вторую — чтобы забинтовать стопу.
—Пошли прочь, — сказал он пальцам, которых не было. —Вас уже
нет, вы — фантомы. Пошли прочь.
Чуть-чуть помогло. Совсем не много, но все-таки. Да, это
были фантомы, призраки, но только — живые.
Стрелок съел немного вяленого мяса. Соленое, оно было не в
радость ни рту, ни желудку, но он все же заставил себя поесть и потом
почувствовал чуть получше: покрепче. Хотя, на самом-то деле, силы его были уже
на исходе. Положение почти что безвыходное.
А ведь нужно еще кое-что сделать.
Он нетвердо поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Птицы
парили над морем и ныряли под воду, и больше не было никого. Как будто весь мир
принадлежал только им и ему. Чудовищ не наблюдалось. Может, они существа ночные
или выходят на берег только во время прилива. Сейчас это казалось почти
неважным.
