Теперь песчаные ямы встречались все реже, но это было слабое
утешение. Грунт под ногами становился все более крупнозернистым, теперь он уже
походил скорее на бесплодную раскрошенную почву, нежели на песок (кое-где
наблюдались пучки травы, которая, казалось, стыдится того, что она здесь
растет), и из этой странной смеси песка и почвы торчали большие камни, и Эдди
пришлось лавировать с коляскою между ними, как прежде он лавировал между ямками
с песком. Очень скоро он понял, что песчаный пляж вот-вот сойдет на нет. Горы,
бурые и безрадостные громады, подступали все ближе к морю. Эдди уже различал на
их склонах овраги, похожие на зарубки, оставленные тупым колуном какого-нибудь
неуклюжего великана. В ту ночь, перед тем, как заснуть, он услышал какие-то
вопли далеко-далеко в горах. Похоже, кричал дикий кот.
Раньше берег казался им бесконечным, но теперь Эдди понял,
что и у него есть предел. Где-то впереди гряда гор вытесняет его, подступая
вплотную к воде. Там разрушаемые эрозией утесы вдавались в море, где им
предстояло сначала стать мысами или полуостровами, а потом — целым архипелагом.
Это тревожило Эдди, но больше всего его волновало состояние
Роланда.
Теперь стрелок уже не горел в жару, а как будто стирался,
терял себя, становясь как бы прозрачным.
На правой руке у него опять появились красные полосы,
неумолимо ползущие по внутренней стороне от ладони к локтю.
Последние два дня Эдди постоянно всматривался вперед, щуря
глаза, в надежде увидеть дверь, дверь, волшебную дверь. Все эти два дня он
отчаянно ждал, что Одетта вернется.
Но ни того, ни другого не произошло.
В ту ночь как раз перед сном ему в голову вдруг пришли две
ужасные мысли, как в каком-нибудь прикольчике с двойным смыслом:
А что если двери нет?
А что если Одетта Холмс умерла?
18
— Вставай и радуйся, мудила! — крик Детты вывел его из
полузабытья. — Этак, лапушка, мы с тобою одни останемся. Похоже, дружок твой
концы отдал. Вот уж дьявол-то повеселится в аду, когда кореш твой ему вставит
палку.
Эдди поглядел на скорчившегося под одеялом Роланда, и на
один жуткий миг ему показалось, что эта сука права. Но тут стрелок зашевелился,
яростно застонал и приподнялся на локтях.
— Усраться можно! — временами голос у Детты садился от
непрестанного крика, и иной раз его было почти и не слышно. Он превращался в
какой-то жуткий шепоток, больше всего похожий на подвывание зимнего ветра под
дверью. — А я-то думала, ты уже дуба дал, господин хороший.
Роланд стал медленно подниматься на ноги, и Эдди казалось, что
он не просто встает, а карабкается по ступенькам какой-то невидимой лестницы.
Внезапно его охватило одно непонятное чувство, в котором жалость мешалась с
бешенством. Это было знакомое чувство, навевающее неуловимые ностальгические
воспоминания. Но уже очень скоро Эдди понял, что это такое. Они с Генри часто
смотрели борьбу по телику, и во всех передачах один боец колошматил другого,
причем бил ужасно, не прекращая, и толпа на трибунах ревела, требуя крови, и
Генри тоже ревел в предвкушении крови, а Эдди просто сидел, переполненный этим
самым чувством — жалостью с бешенством пополам, каким-то немым отвращением, — и
посылал судье в телевизоре мысленные сигналы: Останови это, парень! Ты что,
слепой, мать твою? Он же там умирает! УМИРАЕТ! Останови этой гребаный бой!
Но этот бой невозможно было остановить.
Роланд взглянул на Детту измученными воспаленными глазами:
— Очень многие думали, что я помер, Детта. — Он поглядел на
Эдди. — Ты готов?
— Да, наверное. А ты?
— Да.
— Выдержишь?
— Да.
И они пошли дальше.
А где-то в десять часов Детта Уокер принялась тереть себе
виски.
— Остановитесь, — сказала он. — Меня мутит. Меня, кажется,
сейчас вырвет.
— Может, не надо было вчера вечером так обжираться, —
огрызнулся Эдди, продолжая катить коляску. — От сладкого стоило бы отказаться.
Я же предупреждал, что шоколадный торт — уже лишнее будет.
— Меня сейчас вырвет! Я…
— Остановись, Эдди! — сказал стрелок.
Эдди остановился.
Женщину в коляске вдруг передернуло, как будто через тело ее
прошел электрический заряд. Глаза ее широко распахнулись, уставившись в никуда.
— ЭТО Я РАЗБИЛА ТВОЮ ТАРЕЛКУ, ГАДКАЯ ТЫ СИНЮШНАЯ ТЕТКА! —
завопила она. — Я РАЗБИЛА ЕЕ, И Я, МАТЬ ТВОЮ, ОЧЕНЬ РАДА…
Она резко подалась всем телом вперед. Если бы не веревки,
она бы выпала из коляски.
Боже, она умерла. У нее был удар, и она умерла, — подумал
Эдди, осторожно обходя коляску: он помнил, какая она хитрющая и какие она может
выкидывать номера. Не сделав и двух шагов, он встал как вкопанный. Поглядел на
Роланда. Роланд ответил ему ровным спокойным взглядом, глаза его не выражали
вообще ничего.
И тут она застонала. Открыла глаза.
Ее глаза.
Глаза Одетты.
— Боже, я что — снова хлопнулась в обморок? — спросила она.
— Мне очень жаль, что я причинила вам столько хлопот. Вам пришлось даже меня
привязать. Мои бедные ноги! Я, наверное, смогу сесть поглубже, если вы…
В этот самый момент ноги у Роланда подкосились, и он потерял
сознание в каких-нибудь тридцати милях к югу от того места, где берег Западного
моря сходил на нет.
Вторая перетасовка
1
Теперь Эдди Дину казалось, что они с Госпожой уже не
плетутся по берегу или даже идут, преодолевая последние его мили. Они как будто
летели.
Одетта Холмс по-прежнему не питала к Роланду добрых чувств
или же не доверяла ему, это было ясно как день. Но она понимала, в каком он
находится отчаянном положении, и сочувствовала ему. Теперь Эдди чувствовал, что
он толкает вперед не мертвую груду резины и стали, к которой по какому-то
недоразумению привязали еще и пассажирку, а легкий планер.
Иди с нею сам. Раньше мне приходилось за нею приглядывать, и
это было действительно важно. Но сейчас я только вас задержу.
Он почти сразу понял, насколько прав был стрелок. Эдди
толкал коляску; Одетта ему помогала, качая рычаг.
Стрелок дал Эдди один револьвер, который он заткнул за пояс.
— Помнишь, как я велел тебе быть начеку, а ты меня не
послушал?
