Тень двигалась.
Роланд тут же отвернул голову Джека от двери с молниеносной
скоростью атакующей змеи.
Она не должна заглянуть сюда. Пока я не буду готов. А до
того момента пусть она смотрит лишь на затылок этого человека.
Детта Уокер все равно не увидела бы Джека Морта, потому что
всякий, кто посмотрел бы в дверной проем с той стороны, увидел бы только то,
что видит Роланд. Она могла бы увидеть лицо Морта лишь в том случае, если бы он
посмотрелся в зеркало (хотя это тоже могло бы потом привести к жутким
последствиям, парадоксам и повторениям), но даже тогда оно бы не значило ничего
для Госпожи, и уж если на то пошло, для Джека Морта лицо Госпожи тоже не
значило бы ничего. Хотя они дважды соприкасались смертельно близко, они ни разу
не видели друг друга в лицо.
Стрелку нужно было другое: он не хотел, чтобы Госпожа
увидела Госпожу.
По крайней мере — пока.
Искра чистой интуиции вылилась в какое-то подобие плана.
А там было уже поздновато — судя по освещенности, три часа
дня, если не все четыре.
Сколько осталось еще до захода солнца, когда придут эти
омары и с ними — Эддин конец.
Три часа?
Два?
Он мог бы вернуться и попытаться спасти Эдди… но именно
этого и хотела Детта. Она приготовила западню, как жители деревень, когда хотят
поймать страшного волка, выставляют жертвенную овечку, а кто-то из них залегает
в кустах на расстоянии полета стрелы. Он вернется в свое подточенное болезнью
тело… совсем не надолго. Он видел в проеме только ее тень. Объясняется это
просто: она лежит рядом с дверью, держа револьвер наготове. В тот момент, когда
тело Роланда шевельнется, она выстрелит и все, он покойник.
Его смерть будет хотя бы быстрой и в каком-то смысле
милосердной, потому что она боится его.
А Эдди будет уготован первоклассный кошмар.
Казалось, он слышит отвратительное хихикание Детты Уокер:
Хочешь меня оприходовать, беложопый? Ты этого что ли хочешь? И не боишься
старой негритоски-калеки?
— Путь только один, — пробормотали губы Морта. — Один.
Дверь кабинета открылась, и внутрь заглянул лысый мужик в
очках.
— Как у нас со счетами Дорфмана? — поинтересовался лысый.
— Что-то мне нездоровится. Думаю, съел что-то не то на обед.
Мне, похоже, придется уйти домой.
Лысый встревожился.
— Это, может быть, грипп. Сейчас как раз ходит инфекция, я
слыхал.
— Может быть.
— Ладно… но при условии, что вы закончите с этом отчетом для
Дорфмана завтра к пяти часам…
— Да.
— Потому что вы сами знаете, какую он подымает иной раз
бучу…
— Да.
Лысый кивнул с несколько неловким видом.
— Да, идите домой. А то вы вроде как сам не свой.
— Это точно.
Лысый поспешно скрылся за дверью.
Он почуял меня, подумал стрелок. Но это еще не все. Они все
боятся его. Не знают даже, почему, но боятся. И боятся они не зря.
Тело Джека встало из-за стола, достало кейс, который был в
руках у Морта, когда Роланд вошел в него, и сгребло в него со стола все бумаги.
Роланд едва поборол желание еще раз оглянуться на дверь. Он
не станет оглядываться до тех пор, пока он не будет готов рискнуть всем и
вернуться.
Между тем, времени оставалось немного, а у него еще были
дела.
Глава 2
Горшочек с медом
1
Детта залегла в темной расщелине, окруженной скалами, точно
толпою согбенных старцев, которые вдруг обратились в камень как раз в тот
момент, когда решили поведать друг другу какую-то жуткую тайну. Она наблюдала
за тем, как Эдди бродит вверх-вниз по склонам холмов, усеянных каменными
обломками, и кричит до хрипоты. Прежний пушок у него на щеках превратился в
бородку, и издали его вполне можно было принять за взрослого мужика, но когда
он раза три-четыре проходил мимо нее (один раз он подошел так близко, что она
при желании могла бы схватить его за ногу), было видно, что он всего лишь
мальчишка, и к тому же усталый до чертиков.
Одетта его пожалела бы; Детта не чувствовала ничего — в ней
была только тихая, сжатая как пружина готовность прирожденного хищника.
Когда она карабкалась сюда, у нее под руками что-то
потрескивало, подобно палой осенней листве, а когда глаза ее попривыкли к сумраку,
она увидела, что это не листья, а косточки мелких зверьков. Когда-то —
давным-давно, судя по тому, как пожелтели эти кости — здесь, наверное, обитал
какой-то хищник, вроде ласки или хорька. Должно быть, он выходил охотиться по
ночам, к отстойнику, где кусты и деревья росли погуще, вынюхивая свою жертву.
Убивал ее, пожирал, а остатки тащил сюда, в свое логово, чтобы доесть назавтра
в ожидании ночи, когда снова можно будет выйти на охоту.
Теперь здесь завелся хищник покрупнее, и поначалу Детта думала,
что она займется примерно тем же, чем занимался прежний здешний обитатель:
дождется, когда Эдди уснет, а он почти наверняка уснет, убьет его, а тело
притащит сюда. Потом, когда она завладеет и вторым револьвером, она доползет до
двери — ждать возвращения Воистину Гнусного Мужика. Сначала она решила
расправиться с его телом сразу же после того, как она оприходует Эдди, но потом
рассудила, что от этого проку не будет. Если Воистину Гнусный Мужик лишится
тела, в которое можно вернуться, то Детта просто не сможет выбраться отсюда в
свой родной мир.
Сможет она, интересно, заставить Гнусного Мужика взять ее
обратно?
Может, нет.
А может, и да.
Если он будет знать, что Эдди пока еще жив, ей, может быть,
и удастся его заставить.
Размышления эти вылились в одну еще более заманчивую идею.
2
Она была хитрой донельзя. Но при этом, хотя она и
рассмеялась бы в лицо всякому, кто осмелился бы предположить такое, ей была
свойственна и глубоко укоренившаяся неуверенность в себе.
Из-за этого последнего своего свойства, она подозревала
первое в каждом, кто, как ей думалось, мог сравниться с ней по уму. И стрелок
как раз попадал в их число. Она услышала выстрел и, поглядев туда, увидела, как
от дула его револьвера поднимается тоненькая струйка дыма. Перед тем, как
пройти через дверь, он перезарядил револьвер и бросил его Эдди.
