Эдди буквально весь похолодел, представив себе такую
картинку, и лишь мотнул головой.
Горшочек с медом, сказал Генри. Так они называли этих
парней. Горшочек с медом. Сладенькая приманка. Мух привлекает. А то и медведя.
То же самое сотворила и Детта: она просто использует его как
горшочек с медом.
Она оставила его футах в семи ниже верхней границы приливы.
Оставила, не сказав ни слова. Повернула его лицом к морю и ушла. А на той
стороне стрелок, глядя в дверь, и не думал увидеть прилив, который грозил бы
затопить Эдди. До прилива еще часов шесть. Но до этого…
Эдди закатил глаза и увидел, что по морю уже тянется от
солнца длинная золотая дорожка. Сколько сейчас времени? Часа четыре? Где-то
так. Солнце садится около семи.
Ему незачем беспокоится о приливе — стемнеет гораздо раньше.
А когда стемнеет, из моря выйдут омарообразные чудища,
расползутся по берегу, задавая свои нескончаемые вопросы, а когда набредут на
него, связанного и беспомощного, разорвут его на куски.
7
Эти несколько часов растянулись для Эдди Дина до
бесконечности. Само понятие времени превратилось в какую-то неудачную шутку.
Даже ужас от мысли о том, что с ним будет, когда стемнеет, просто померк перед
болью во всем его теле: сначала мышцы его затекли и заныли, потом это
покалывающее нытье сменилось болью, а боль — неизбывной агонией. При малейшей
попытке расслабиться петли натягивались, и когда казалось уже, что он сейчас
задохнется, Эдди все-таки находил силы подтянуть ноги обратно и тем самым
ослабить давление, давая доступ воздуху. Он начал уже сомневаться в том, что
протянет так до темноты: могло получиться и так, что в какой-то момент он
просто не сможет подтянуть ноги.
Глава 3
Роланд принимает лекарство
1
Теперь Джек Морт знал о присутствии стрелка. Будь он другим
человеком, — таким, например, как Эдди Дин или Одетта Уокер, — Роланд завел бы
с ним разговор, хотя бы только затем, чтобы разрядить естественную панику и
смятение, когда в сознание твое грубо врывается кто-то другой, оттесняет тебя и
начинает внаглую управлять твоим телом.
Но поскольку Морт был настоящим чудовищем, — до которого и
Детте Уокер было далековато, — стрелок не стал объясняться с ним или даже к
нему обращаться. Он слышал вопросы этого человека — Кто ты? Что со мной происходит?
— но старался не обращать внимания. Роланд полностью сконцентрировался на своем
кратком списке необходимых действий, безо всяких угрызений совести используя
разум этого человека. Вопросы обернулись воплями ужаса. Стрелок продолжал
игнорировать их.
Роланд не остался бы в этом гадюшнике — в мозгу этого
человека — и пяти минут, если бы не заставил себя думать о нем только как об
этакой комбинации атласа и энциклопедии. Джек Морт располагал всей необходимой
стрелку информацией. Задуманный план был груб, но иногда грубый план бывает
намного надежнее плана, выверенного до мелочей. Во всем, наверное, мире не
нашлось бы другой пары людей, чей подход к составлению плана действий был бы
настолько противоположным, как у Роланда и Джека Морта.
Когда план грубый, у тебя остается какое-то поле для
импровизаций. А уж Роланд всегда был силен в импровизации прямо на месте.
2
Толстях с двумя линзами на глазах, как у того лысого типа,
который минут пять назад заглядывал в кабинет Морта (похоже, что в мире Эдди
очень многие люди ходят с этими штуками на глазах, которые, согласно
Мортоклопеции, называются «очками»), вошел в лифт вместе с ним. Глянул на кейс
в руках человека, которого он считал Джеком Мортом, и только потом — на Морта.
— К Дорфману направляешься, Джек?
Стрелок ничего не сказал.
— Если ты собираешься отговорить его от субаренды, то я тебе
сразу скажу: ничего у тебя не выйдет, так что не трать зря время, — сказал
толстяк и вдруг заморгал, когда коллега его быстро отступил назад. Двери
кабинки закрылись, и внезапно они стали падать.
Стрелок вцепился в сознание Морта, не обращая внимания на
его вопли, и убедился, что так и должно быть. Это падение управляемое.
— Если я что не то ляпнул, прошу прощения, — сказал толстяк,
а стрелок подумал: Он тоже боится. — Ты лучше всех в фирме умеешь справляться с
этим болваном, вот что я думаю.
Стрелок молчал. Он хотел только одного: выбраться поскорее
из этого падающего гроба.
— И прямо тебе говорю, — оживленно продолжал толстяк. — Как
раз вчера я обедал у…
Голова Джека Морта повернулась, и из-за очков в золотой
оправе на толстяка уставились голубые глаза, но только немного другого оттенка,
чем у Джека.
— Заткнись,— безо всякого выражения проговорил стрелок.
Толстяк побледнел и быстренько отступил на два шага назад,
вжавшись обвислым задом в стену этого падающего вертикального гроба, который
внезапно остановился. Двери открылись, и Роланд, облаченный в тело Морта, как в
плотно прилегающий костюм, вышел из кабины не оглянувшись. Толстяк держал
пальцем кнопку «ОТКРЫТЬ ДВЕРИ» и ждал в кабине, пока Морт не исчезнет из поля
зрения. У него всегда с головой было не все в порядке, подумал толстяк, но это
уже серьезно. Похоже, крыша съехала окончательно.
Толстяк решил про себя, что его весьма утешает мысль о том,
как Джека Морта упекут куда-нибудь в дурку.
Стрелок бы этому не удивился.
3
Где-то на полпути между гулким помещением, которое в
Мортоклопедии называлось «вестибюль» — то есть, место, где входят в небесную
башню, в которой располагаются кабинеты, и выходят из оной, — и улицей, залитой
солнечным светом (по Мортоклопедии — Шестой Авеню или Проспектом Двух Америк),
вопли Морта наконец прекратились. Морт не умер от страха. Глубинные инстинкты
стрелка подсказывали ему с определенностью абсолютного знания, что если б Морт
умер, их ка выбросило бы уже навсегда в ту пустоту вероятностей, что
простиралась за пределами всех физических миров. Морт не умер, а хлопнулся в
обморок, не выдержав ужаса и всех с ним творящихся странностей, точно так же,
как Роланд лишился чувств, когда он вошел в сознание этого человека, раскрыл
его темные тайны и обнаружил там пересечение судеб слишком уж нарочитое, чтоб
оказаться простым совпадением.
Роланд даже обрадовался тому, что Морт отключился. Пока
стрелок имел доступ к знаниям и воспоминаниям этого человека, — а обморок этому
не мешал, — без такого «попутчика» ему было гораздо лучше.
Желтые машины, предназначенные для общественных перевозок,
назывались «таксами», или «кэбами». Их возницы, согласно Мортоклопеции,
принадлежали к двум племенам: Латиносы и Черномазые. Чтобы остановить такую
машину, нужно поднять руку, как это делают ученики в классе.
