Я кратко пересказала содержание нашей беседы. Вампир внимательно слушал. Потом в комнате повисло молчание. И я не выдержала первой.
— Почему вы молчите!? Все настолько плохо!?
Мечислав поднял на меня удивительные, ярко-зеленые глаза. Такие глаза никогда не встречаются у людей. Только у котов бывает такая невероятная зелень, почти как детский фломастер.
— Все плохо, кудряшка. В шахматах это называется патовой ситуацией. Я не могу отдать вас, но и не могу оставить своих вампиров. Боюсь, что они умрут.
Я захлопала глазами. Вампир был спокоен как камень. Никаких эмоций ни на лице, ни в голосе. Даже гнев куда-то делся. Холодное равнодушие снежного короля.
— Вот так просто?
— Могу и сложно, но что это изменит? Вы же не согласитесь оказаться в руках у Андрэ? Даже на десять минут?
Даже от одной мысли я задрожала. Десять минут!? Даже две секунды — это огромный перебор!
— Я еще не свихнулась!
— Да и я тоже, — улыбнулся вампир. — Так или иначе, я поставил на тебя Первую Печать. Твоя смерть, кудряшка, вполне может стать и моей смертью.
Об этом я не думала.
— А что до Даниэля… Я не стал бы просить его об этом. А приказывать не имею права. Официально, он не из моей вертикали. И этим все сказано.
Для меня этим ничего не было сказано, но разъяснений я и не потребовала. Перебьюсь. Временно.
Вампир пристально посмотрел на меня и улыбнулся.
— Представь себе, кудряшка, как я предлагаю Даниэлю добровольно отправиться обратно к нашему другу Андрэ. Что бы ты мне сказала?
— Много всего. И не обязательно словами.
Да, в ход пошли бы тяжелые аргументы. Вазы, тарелки, бутылки со святой водой…
— У меня был только один выход, кудряшка. Я даже не сомневался, что Андрэ попробует со мной торговаться. Я очень надеялся, что ему это не удастся. Но ты разрушила все мои планы.
Я готова была провалиться сквозь землю. Все понятно. Я — дура. Если бы я не позвонила, хрен бы они нам выставили ультиматум. А пока слова не произнесены, все в безопасности. Были.
— Теперь Андрэ может сказать, что я не забочусь о своих людях. Я могу изменить это одним образом. Ты — мой фамилиар, кудряшка. Но еще не полностью.
Не полностью. Я внимательно смотрела вампиру в глаза. Что-то было в них такое… Такое, что заставило меня открыть рот.
— Вы хотите, чтобы я…
— Нет. Не сейчас. Но я хотел бы поставить на тебя Вторую Печать.
Я опустила голову. Мягко говоря, мне этого не хотелось. Жестко говоря — очень хотелось выпрыгнуть в окно и бежать со всех ног. Если бы еще и убежать удалось…
— А какая разница? — попробовала отговориться я. — Одна или две? Но это ничего для нас не изменит. Я, так или иначе, должна вам служить.
— Если мы связаны двумя Печатями, это гораздо больше. Я стану гораздо сильнее. Я смогу поделиться силой с Борисом и Вадимом. И это будет убедительнее для эмиссара Совета Старейшин.
И что я могла сделать? Мне было ужасно стыдно. Отвратительно. И если я могла что-то сделать, чтобы исправить ситуацию, я сделаю. Даже на Луну полечу. Вампир попросту воспользовался моим чувством вины. Какой-то холодной, рассудочной частью мозга я понимала это, но отказаться не могла. От иных предложений не отказываются. Но прежде чем я открыла рот…
— Ты что — вконец охренел?
Надя? Ничего не понимаю!
— Тебе только палец дай — ты руку по плечо заграбастаешь! Ты на что Юльку толкаешь, зубастик? Совсем охамел?
— Это ты что себе позволяешь, девчонка!? — взъярился вампир. Надя криво улыбнулась.
— А вот наезжать на меня не советую. Я тебя святой водой залью до растворения. Здесь ее целое ведерко, специально ходила.
— Не успеешь. Я тебя раньше убью.
— А поединок проиграешь. Думаю, Надя успеет нанести тебе определенный ущерб. А ты никогда не был хорошим целителем, твои способности лежат в другой области. И мне тоже не нравится твой шантаж. Понял, что Юля очень ответственная девочка — и пытаешься давить на ее чувство долга?
Даниэль… Милый мой…
— Действительно, — поддержала его Надя. — Что это за новости? Одной печати тебе хватит и в глаза и за глаза. Юля, молчи, я знаю, что ты можешь сказать. Но Мечислав не должен использовать такие методы.
— Так я не должен использовать такие методы — или я все-таки неправ, — ехидно уточнил вампир. — Кто из вас троих достаточно разбирается в магии, чтобы проверить мои слова?
— Я, — нахмурился Даниэль. — Я не маг, но слышал и знаю достаточно.
— И что ты скажешь?
— В том, что касается силы и убедительности ты полностью прав. В остальном же… Я не могу настолько точно оценить ситуацию.
— Зато я могу это сделать. Я здраво оцениваю свои силы. И я не могу теперь получать помощь от своих людей. А Дюшка — может.
— Вроде бы ваши поединки и так ведутся один на один, — нахмурилась Надя.
— Поединки — да. Но речь идет не об этом. Не помню, говорил ли я об этом, но чем больше вампиров в вертикали князя и чем они сильнее, тем больше у него силы.
— А не проблем?
— Мечислав имеет в виду, что фамилиар для вампира — фокус силы. А вампиры из его вертикали, птенцы его гнезда, дети его крови — это батарейки, которыми он подпитывается. Чем ближе эти вампиры, тем лучше.
— Ага. А Вадим и Борис в плену и воспользоваться батарейками не получается, — сообразила Надя.
— Зато Дюшка ими облеплен как шавка блохами. Но я ведь только фокус силы, какая от меня польза?
— Принципиальная, — голос Мечислава был мягким, как шелковый шарф. И так же скользил по коже, заставляя непроизвольно вздрагивать и ежиться. Одно слово он умудрился произнести так, словно приглашал всех присутствующих на оргию в древний Рим.
— Юля, ты не просто фокус, ты еще и источник силы. И ты нужна мне именно в этом качестве. Чем прочнее наша связь, тем я сильнее. Я бы не просил тебя, останься вампиры с нами, но…
Надя покачала головой.
— Переспорить вампира?
— Юля, ты не обязана этого делать.
Даниэль. Любовь моя.
Именно после его слов я и поняла, что пойду даже на вторую печать. И даже на третью. Да пусть меня хоть со всех сторон штемпельными подушечками обляпают! Я не хочу, чтобы он умер. И если для этого надо подстраховаться — так тому и быть. И пусть Мечислав говорит, что пока между нами нет любви — он просто ничего не понимает. Пусть Даниэль не любит так, как я. Пусть это как-то по-другому. Пусть он оставит меня и увлечется кем-нибудь еще. Я не стану его удерживать. А слезы не видны, если не лить их при людях.
