После обеда ливмя лил дождь, и очень кстати. Когда стемнело, снова пошел дождь, но никто не роптал. Самый мудрый подход к явлениям природы это не придавать им значения, пускай себе солнце печет или дождик льет, лишь бы в меру, да и то во время потопа не все ведь люди утонули, да и засуха не всегда так сильна, чтоб не уцелела какая-нибудь травинка или хоть надежда найти таковую. Дождь лил в течение часа или около того, затем тучи ушли, тучи и те обижаются, если не обращать на них внимания. Костры на сей раз разожгли большие, многие разделись донага, чтобы высушить одежду, прямо тебе сборище язычников, но мы-то знаем, что дело вершат они самое католическое, а то как же, надо отправить камень в Мафру, отправить бы и камень, и Мафру куда подальше, главное, были бы налицо усердие и вера, но вера тому дается, кто в состоянии заслужить ее, на сию тему могли бы мы рассуждать до бесконечности, если бы Мануэл Мильо не приступил снова к своей истории, одного слушателя не хватает, но замечаем его отсутствие только я, да ты, да он, прочие и не ведали, кто такой Франсиско Маркес, иные видели его мертвым, а большинство вообще не знало, не нужно думать, что перед прахом прошествовали шестьсот человек, воздав ему от всей души посмертные почести, такое случается только в эпопеях, послушаем-ка историю Мануэла Мильо, Однажды ушла королева из дворца, где жила она с мужем-королем и детьми-инфантами, а тут начались сплетни, мол, разговор-то близ пещеры был не такой, как ведут обычно королевы с отшельниками, больше смахивал на пляску да на хвост павлиний, вот король и осатанел от ревности, понесся к пещере, вообразив, что честь его поругана, уж таковы они, короли, думают, у них чести больше, чем у других людей, что сразу видно по их короне, пришел, а там ни королевы, ни отшельника, он еще пуще взбеленился, это же верный признак, что сбежали они, ну и послал он войско искать беглецов по всему королевству, а покуда солдаты ищут их, давайте-ка спать, пора уже. Жозе Малый возмутился, Где же это слыхано, чтоб историю вот этак рассказывали, кусками, а Мануэл Мильо не сплоховал, Каждый день сам по себе всего лишь кусок истории, никто не может рассказать ее до конца, и Балтазар подумал, Кому пришелся бы по нраву наш Мануэл, так это отцу Бартоломеу Лоуренсо.
На другой день, в воскресенье, была месса и проповедь. Чтобы лучше было слышно, монах читал проповедь, стоя на фуре с таким же важным видом, как если бы читал ее с амвона, и беспечный слуга церкви не отдавал себе отчета в том, что учиняет величайшее святотатство, попирая сандалиями жертвенник, ведь камень воистину был жертвенный, ибо ради него пролилась безвинная кровь, кровь Франсиско Маркеса из Шелейроса, отца семейства, и кровь того, кто остался без ступни в Перо-Пинейро еще до начала путешествия, и кровь волов, не забудем про волов, по крайней мере не забудут про них жители Шелейроса, которые их разделывали и у которых нынче, в воскресенье, еда будет получше. Стал читать монах проповедь и начал, как все они, Возлюбленные чада, с горних высот зрит нас Пресвятая Дева и Божественный Сын Ея, с горних высот созерцает нас и отец наш святой Антоний, из любви к коему должны мы доставить сей камень в селение Мафру, тяжек сей груз, но тяжелее бремя грехов ваших, и все же носите вы их на сердце как ни в чем не бывало, а посему надлежит вам взирать на труд сей как на покаяние, а еще как на дар, что приносите вы с любовью, особое это покаяние и дар необычный, ибо не только платится вам за то деньгами, положенными по контракту, но и воздается свыше отпущением грехов, ибо воистину говорю вам, доставка камня сего в Мафру столь же святое деяние, как походы крестоносцев, в стародавние времена отправившихся ко святым местам, дабы освободить их от неверных, ведайте, что те из них, кто нашел там смерть, наслаждаются жизнью вечною, и вместе с ними пребывает уже, созерцая лик Господень, тот сотоварищ ваш, что умер позавчерашнего дня, и не диво ли, что случилась смерть его как раз в пятницу, не отрицаю, умер он без покаяния, не подоспел вовремя духовник, ибо, когда пошли вы за ним, был ваш сотоварищ уже мертв, но спасло его то, что он тоже участвовал в сем Крестовом походе, и равным образом спаслись те, кто умер в Мафре в лазаретах или свалился со стен, нет спасения лишь нераскаянным грешникам, умершим от постыдных болезней, и таково милосердие небесное, что отворятся райские врата даже перед теми из вас, что погибнут в поножовщинах, которые вечно вы затеваете, где еще сыщешь людей столь жестокого и необузданного нрава, но как бы там ни было, а монастырь строится, подаждь, Господи, всем нам терпения, вам сил, а королю денег, дабы довести дело до конца, ибо монастырь необходим для ради упрочения порядка и вековечного торжества веры, аминь. Кончилась проповедь, слез монах с фуры, и, поскольку было воскресенье, день святой, когда работать не положено, делать было больше нечего, одни отправились на исповедь, другие причастились, не все, на всех святых даров не хватило бы, разве что произошло бы чудо и количество облаток умножилось бы, но об этом сведений не осталось. К вечеру завязалась потасовка между пятью участниками сего Крестового похода, но на этом эпизоде подробно останавливаться не будем, дело не зашло дальше нескольких оплеух и крови из носу. А погибли бы, отправились бы прямехонько в рай.
В тот вечер досказал Мануэл Мильо свою историю. Спросил его Балтазар Семь Солнц, удалось ли королевским солдатам схватить королеву и отшельника, и ответил Мануэл Мильо, Не удалось, обыскали они все королевство пядь за пядью, обшарили дом за домом, но их не нашли, и, молвив это, умолк. Сказал Жозе Малый, Вот так история, стоило целую неделю ее рассказывать, и ответил Мануэл Мильо, Отшельник перестал быть отшельником, королева перестала быть королевой, но никому не известно, удалось ли отшельнику сделаться мужчиной, а королеве женщиной, мое-то мнение, что было им то не по плечу, ведь когда случится такое, уж как-нибудь да проявится, будет знамение, а тут ничего такого не было, но все это произошло так давно, что никто из них в живых не остался, ни он, ни она, а со смертью и всякой истории конец. Балтазар постучал своим крюком по валявшемуся поблизости камушку. Жозе Малый поскреб подбородок, колючий от щетины, и полюбопытствовал, А как стать мужчиной погонщику волов, и Мануэл Мильо ответил, Не знаю. Семь Солнц швырнул камушек в огонь и сказал, Может, если выучится летать.
И еще одну ночь пришлось им ночевать в пути. На дорогу от Перо-Пинейро до Мафры ушла целая неделя. Когда вернулись люди в Мафру, можно было подумать, что пришли они с войны, в которой потерпели поражение, грязные, оборванные и неимущие. Народ диву давался при виде огромной глыбищи, Какая большая. Но Балтазар пробормотал, глядя на базилику, Какая маленькая.
С тех пор как летательная машина опустилась на Монте-Жунто, Балтазар Семь Солнц то ли шесть, то ли семь раз пускался в путь, чтобы поглядеть на нее и по мере сил исправить повреждения, нанесенные ей временем и непогодой, ибо она лежала под открытым небом, хоть и защищали ее заросли и побеги куманики. Когда заметил Балтазар, что железные пластины стали ржаветь, принес он горшок сала и тщательно смазал их, и так делал всякий раз, когда приходил сюда. Еще вошло у него в привычку приносить на гору связку ивовых прутьев, которые нарезал он по дороге близ одной известной ему топи, они нужны были для того, чтобы заделывать прорехи в плетеных частях, а прорехи эти были не всегда причинены временем, как-то раз обнаружил он в каркасе пассаролы гнездо с шестью лисятами. Он перебил их, как кроликов, пристукнув каждого крюком по макушке, а затем расшвырял в разные стороны, подальше, куда попало. Отец с матерью найдут мертвых лисят, учуют кровь и, можно поручиться, никогда больше не вернутся в эти места. Всю ночь слышался их вой. Они унюхали след Балтазара. Когда же нашли трупики лисят, стали скулить, бедняги, и так как считать не умели, а может, умели, да не были уверены, что все детеныши погибли, то подобрались они поближе к тому, что прежде было их жильем, а стало чужой летательной машиной, подкрались осторожно, побаиваясь человеческого запаха, и затем снова учуяли запах крови, оставшийся от тех, кто произошел от их плоти и крови, и отступили, вздыбив шерсть на загривке и глухо рыча. Больше они не возвращались. Но развязка могла бы быть иной, если бы действующими лицами истории были не лисы, а волки. По этой-то причине после того раза Балтазар Семь Солнц стал брать с собою шпагу, лезвие ее хоть и было источено ржавчиной, но еще вполне годилось, чтобы справиться с волком и с волчицей.
