Рикардо Рейс встал: Сварю кофе, это минутное дело. Рикардо,
раз уж речь у нас зашла о газетах, удовлетворите мое любопытство — расскажите,
что там происходит в мире, это будет прекрасным завершением нашего вечера. Но
вы ведь уже почти полгода ничего не знаете, вам, боюсь, будет трудно
сориентироваться. Но и вы, должно быть, мало что понимали, оказавшись в стране
после шестнадцатилетнего отсутствия, и вам, должно быть, приходилось соединять
обрывки через реку времен, и, без сомнения, концы с концами сходились плохо.
Газеты у меня в спальне, сейчас принесу, сказал Рикардо Рейс. Он пошел на кухню
и вскоре вернулся, неся белый эмалированный кофейничек, чашку, ложку, сахар,
поставил все это на низкий стол, разделявший два дивана, снова вышел и появился
с газетами: Вам, разумеется, я не предлагаю. Если бы мне оставался час жизни, я
отдал бы его за чашку горячего кофе. Вы щедрее короля Генриха
[46]
— тот,
помнится, готов был отдать за коня всего лишь царство. Дабы это царство не
потерять, но оставим английскую историю и поговорим о том, что слышно в мире
живых. Рикардо Рейс отпил кофе, развернул газету, спросил: Вы знаете, что у
Гитлера — день рождения, ему исполняется сорок семь. Не считаю, что это событие
заслуживает упоминания. Были бы вы немцем, отнеслись бы к этому не столь
пренебрежительно. Ну, так что там пишут? Пишут, что состоялся военный парад с
участием тридцати трех тысяч солдат и что парад этот проходил в атмосфере —
цитирую дословно — религиозного экстаза, чтобы иметь представление об этом,
послушайте хотя бы отрывок из речи, произнесенной Геббельсом по случаю
торжества. Ну-ка, ну-ка, любопытно. Когда Гитлер говорит, возникает
впечатление, будто над головой германского народа возносится купол храма. Черт
возьми, да он поэт. Но это не идет ни в какое сравнение со словами Бальдура фон
Шираха. Я запамятовал, кто это. Руководитель Гитлерюгенда. И что же он сказал?
Сказал, что Гитлер есть Божий дар Германии, человек, посланный ей провидением,
и поклонение ему превыше конфессиональных различий. Попахивает сатаной:
поклонение человеку соединяет то, что поклонение Богу — разъединяет. Фон Ширах
пошел еще дальше, он утверждает, что если германская молодежь любит Гитлера,
если Он — ее бог, если она постарается верно служить ему, то исполнит завет
Предвечного Отца. Логика безупречная: для молодежи Гитлер — бог, верно служить
ему — значит, исполнять заветы Предвечного Отца, стало быть, бог служит
посредником для другого бога, причем во исполнение собственных своих целей, то
есть Бог-сын становится судией и властелином Бога-Отца, как любопытно, доктрина
национал-социализма, оказывается, круто замешана на религии. Знаете, мы здесь
тоже так далеко продвинулись по пути смешения божественного и человеческого,
что порой кажется, будто возвращаемся к богам античности. Вашим, дражайший
Рейс. Я брал у них только остатки — только слова. Объясните-ка лучше насчет
божественного и человеческого. Да, видите ли, если верить проповеди
архиепископа Митиленского, Португалия — это Христос, а Христос — это
Португалия. Так и написано? Дословно. Что Португалия — это Христос, а Христос —
Португалия? Фернандо Пессоа на несколько мгновений задумался, а потом зашелся,
словно в приступе кашля, сухим и неприятным для слуха смехом: Что за страна,
что за народ — и не смог договорить: настоящие слезы выступили у него на
глазах. Ах, что за страна, еле выговорил он, не переставая хохотать: А я-то
думал, что хватил через край, когда в «Послании» назвал Португалию святой, а
тут вдруг является князь церкви во всей славе своей и заявляет, что Португалия
— это Христос. А Христос — Португалия, не забудьте. Если так, срочно надо
узнать, какая дева произвела нас на свет, какой дьявол искушал в пустыне, какие
иуды — предавали, какие гвозди пронзали нас на кресте, какая гробница нас
скрыла, какое воскресение нас ожидает. Не забудьте о чудесах. Каких вам еще
чудес, если мы существуем, если просто продолжаем жить — я, разумеется, не о
себе. Ну, судя по тому, куда мы движемся, трудно определить, где мы находимся и
долго ли еще просуществуем. Во всяком случае, вы не станете отрицать, что мы
сильно обскакали Германию, раз сами стали воплощением Христа. Рано, рано вы оставили
этот свет, Фернандо, жаль, не увидите, как осуществит Португалия свое
предназначение. Стало быть, поверим архиепископу и мир убедим в его правоте?
Никто не вправе нас упрекнуть, будто мы не делали все от нас зависящее, дабы
обрести счастье, а теперь не угодно ли вам послушать, что кардинал Сережейра
сказал семинаристам. Не знаю, перенесу ли я такое. Вы же — не семинарист. Тоже
верно, тогда рискнем, была не была — читайте. Будьте ангельски чисты,
евхаристически пылки, пламенно ревностны. Так и сказал? Слово в слово. Как
говорится, помереть не встать. Вы и так уже мертвы. Бедный-несчастный, я и
этого лишен. Рикардо Рейс налил себе еще чашку. Будете пить столько кофе, не
уснете, предупредил Фернандо Пессоа. Пустяки, одна бессонная ночь еще никому не
причиняла вреда, а порой это даже полезно. Ну, прочтите еще что-нибудь. Прочту
непременно, но сначала скажите, не беспокоят ли вас эти португальско-германские
новшества — использовать Господа Бога в качестве политического поручителя по
векселю. Беспокоит, но какое же это новшество — еще древние иудеи произвели
Бога в генералы, отдав ему под начало бранные силы, так с тех пор и пошло, с
ничтожными разночтениями. Да, верно, арабы вторглись в Европу, крича, что так
угодно Богу. Англичане поручили Богу хранить короля. Французы божатся, что Бог
— француз. Однако наш Жил Висенте
[47]
утверждал, будто Бог — португалец.
Думаю, что прав был он, если Португалия есть Христос, то. Ну, хорошо, прочтите
мне еще что-нибудь, да я и пойду. Отчего не хотите остаться? Я обязан выполнять
некие установления, соблюдать правила, не так давно нарушил сразу три со всеми
их параграфами. Нарушьте и сегодня тоже. Не могу. Тогда слушайте, читать буду
все подряд, а комментарии, буде появятся, оставьте на потом: Пий XI осуждает
безнравственность некоторых кинофильмов, Масимино Коррейа заявил, что в Анголе
португальского больше, чем в самой Португалии, ибо со времен Дього Као
[48]
она
не знала над собой иной власти, кроме власти португальской, в Ольяне во дворе
казармы Республиканской Гвардии состоялась раздача хлеба неимущим, ходят слухи
о создании испанскими офицерами тайного общества, в Географическом обществе по
случаю Недели колоний дамы из высшего света занимали места рядом со скромными
горожанками из низших слоев, по сведениям газеты «Пуэбло Гальего», в Португалию
бежало пятьдесят тысяч испанских граждан, в Таваресе лосось продается по цене
тридцать три эскудо за килограмм. Безбожно дорого. Вы любите лососину? Терпеть
не могу. Ну, вот, пожалуй, и все, если не считать уголовной хроники, исчерпалась
газетка. А который час? Почти полночь. Как время бежит. Вы уходите? Ухожу.
Проводить вас? Пожалуй, еще рано. Ну, вот и я о том. Нет, вы меня не поняли: я
сказал, что вам еще рано сопровождать меня туда, откуда я пришел. Я на год
старше вас и по естественному ходу вещей. Что-что? Ну, есть такое общепринятое
выражение, так вот, по естественному ходу вещей должен был бы умереть первым.
Как видите, вещи идут неестественно. Фернандо Пессоа поднялся с дивана,
застегнул пиджак, подтянул узел галстука, хотя по естественному ходу вещей
должен был бы ослабить его: Мне пора, до встречи, надеюсь, скорой, спасибо вам
за ваше долготерпение, мир еще хуже, чем в те дни, когда я его покинул, а в
Испании дело, без сомнения, кончится гражданской войной. Вы так считаете? Я —
покойник и, стало быть, удовлетворяю хотя бы одному из требований,
предъявляемых к хорошему пророку. На лестнице постарайтесь не шуметь, соседи,
знаете ли. Я спущусь неслышно, как перышко. И дверью не хлопайте. Будьте
покойны, крышка гроба опустится беззвучно. Доброй ночи, Фернандо. Приятных
снов, Рикардо.
