Один из ребят с судомойни подбежал к Хаксу, ведя за собою
солдата дворцовой стражи.
— Вот он хотел с вами потолковать.
— Хорошо. — Хакс кивнул стражнику, и тот кивнул в ответ. — А
вы, ребята, — он повернулся к Роланду и Катберту, — идите к Мэгги. Она даст вам
пирога. А потом убирайтесь вон, чтобы у меня не было из-за вас неприятностей.
Уже потом они оба вспомнят эту последнюю фразу: чтобы у меня
не было из-за вас неприятностей.
А тогда они лишь послушно кивнули и пошли к Мэгги. Она дала
каждому по большому куску пирога на обеденных тарелках — но как-то с опаской,
будто двум одичавшим псам, которые запросто могут ее укусить.
— Давай поедим на ступеньках, — предложил Катберт.
— Давай.
Они устроились с другой стороны запотевшей каменной
колоннады, так чтобы их не было видно с кухни, и набросились на пирог. Они не
сразу заметили чьи-то тени, упавшие на дальний изгиб стены, подступавшей к
широкому лестничному пролету. Роланд схватил Катберта за руку.
— Пойдем отсюда. Кто-то идет.
Катберт поднял голову. На его испачканном ягодным соком лице
отразилась растерянность.
Тени, однако, не двинулись дальше, хотя тех, кто отбрасывал
эти тени, по-прежнему не было видно. Это были Хакс и солдат из дворцовой
стражи. Ребята остались сидеть на месте. Если бы они сейчас зашевелились, их бы
наверняка услышали.
— …наш добрый друг, — закончил свою фразу стражник.
— Фарсон?
— Через две недели, — ответил стражник. — Может быть, через
три. Придется тебе пойти с нами. Партия на грузовом складе… — Тут с кухни
донесся какой-то особенно громкий грохот котелков и кастрюль, а вслед за ним —
проклятия, шквал которых обрушился на неуклюжего поваренка, рассыпавшего
посуду. Шум поглотил слова стражника. Ребята услышали лишь окончание:
—…отравленное мясо.
— Рискованно.
— Не спрашивай, чем может тебе услужить наш добрый друг… —
начал стражник.
— …спроси лучше, чем можешь ты услужить ему, — вздохнул
Хакс. — Да уж, солдат, не спрашивай.
— Ты знаешь, о чем я, — спокойно вымолвил стражник.
— Да. И я помню, чем я ему обязан. Не надо меня учить. Я
точно так же, как ты, уважаю его и люблю. Я готов броситься в море, если он
скажет, что так надо.
— Вот и славно. Мясо будет промаркировано как продукт
краткосрочного хранения. И тебе надо будет поторопиться. Ты же сам понимаешь.
— Там, в Тонтоуне, есть дети? — спросил повар. На самом деле
это был даже и не вопрос.
— Везде есть дети, — мягко ответил стражник. — Как раз о
детях-то мы и печемся.
— Отравленное мясо. Странный способ позаботиться о детишках.
— Хакс тяжело, со свистом, вздохнул. — Они что, будут корчиться, хвататься за
животики и звать маму? Да, наверное, так и будет.
— Они просто уснут, — сказал стражник, но его голос звучал
как-то уж слишком уверенно.
— Да, конечно. — Хакс коротко хохотнул.
— Ты сам это сказал: "Солдат, не спрашивай". Тебе
же не нравится, что детьми управляют под дулом ружья, когда они могли бы начать
строить новую жизнь, новый мир — под его руководством?
Хакс промолчал.
— Через двадцать минут мне пора заступать на пост. — Голос
стражника вновь стал спокойным. — Выдай-ка мне покуда баранью лопатку. Пожалуй,
схожу ущипну там кого-нибудь из твоих кухонных девок. Пусть себе похихикает. А
когда я уйду…
— От моего барашка у тебя колик в желудке не будет, Робсон.
— А ты не хочешь…
Но тут тени сдвинулись, и голоса затихли вдали.
"Я бы мог их убить, — подумал Роланд, обмирая от
запоздалого страха. — Я бы мог их убить, их обоих. Своим ножом. Перерезать им глотки,
как свиньям". Он поглядел на свои руки, испачканные мясной подливкой,
ягодным соком и грязью после дневных занятий.
— Роланд.
Он поднял глаза на Катберта. Они уставились друг на друга в
душистой полутьме, и Роланд вдруг почувствовал обжигающий привкус отчаяния. Как
будто тошнота подкатила к горлу. Это чем-то напоминало смерть — такую же грубую
и непреложную, как смерть того голубя в ясном небе над игровым полем.
"Хакс? — думал он, совершенно сбитый с толку. — Хакс, который поставил
припарку мне на ногу, ну, в тот раз? Хакс?" Его сознание замкнулось,
отгородившись от тягостных мыслей.
Он смотрел прямо в лицо Катберту — и не видел там ничего.
Вообще ничего. В потухших глазах Катберта отражалась погибель Хакса. В глазах
Катберта все это уже случилось. Хакс их накормил. Они пошли на лестницу. Чтобы
поесть. А потом Хакс отвел стражника по имени Робсон для предательского
tet-a-tet не в тот угол кухни. Вот и все. Ка — это ка. Иногда оно, словно
камень, сорвавшийся вниз с горы. Только и всего. И ничего больше.
Все это Роланд прочел в глазах Катберта.
В глазах стрелка.
10
Отец Роланда только что возвратился с нагорья и выглядел
как-то совсем не к месту среди роскошных портьер и шифоновой претенциозности
главной приемной залы, куда мальчику разрешили входить лишь недавно — в знак
начала его обучения.
Отец был одет в черные джинсы и голубую рабочую рубаху. Свой
дорожный плащ — пыльный и грязный, а в одном месте даже разодранный до
подкладки — он небрежно перекинул через плечо, не заботясь о том, как подобный
видок сочетается с элегантным убранством залы. Отец был ужасно худым, и,
казалось, его густые усы, похожие на велосипедный руль, перевешивали его
голову, когда он смотрел на сына с высоты своего немалого роста. Револьверы на
ремнях, что опоясывали его бедра крест-накрест, висели под безупречным углом к
рукам — чтобы их было удобно выхватывать из кобуры. Потертые рукоятки из
сандаловой древесины казались унылыми и какими-то сонными в тусклом свете
закрытого помещения.
— Главный повар, — тихо проговорил отец. — Подумать только!
Взрыв на горной дороге у погрузочной станции. Мертвый скот в Хендриксоне. И,
может быть, даже… подумать только! В голове не укладывается!
Он умолк на мгновение и внимательно присмотрелся к сыну.
— Тебя это мучает, да? Терзает?
— Как сокол — добычу, — отозвался Роланд. — И тебя это тоже
терзает.
Он рассмеялся. Не над ситуацией — ничего в ней веселого не
было, — но над пугающей точностью образа.
