— Кто второй?
— Вторая. Она передвигается на колесах. Больше я ничего не
вижу.
— А третий?
— Смерть… но не твоя.
— Человек в черном? Где он?
— Он рядом. Уже скоро ты будешь с ним говорить.
— О чем будем мы говорить?
— О Башне.
— Мальчик? Джейк?
— …
— Расскажи мне про мальчика!
— Мальчик — твои врата к человеку в черном. Человек в черном
— твои врата к тем троим. Трое — твой путь к Темной Башне.
— Как? Как это будет? И почему именно так?
— "Мы провидим лишь малые части, и тем туманится
зеркало…"
— Тварь, проклятая Богом.
— Нет бога, который способен меня проклясть.
— Оставь этот свой снисходительный тон. Ты, тварь.
— …
— Как мне тебя называть? Звездная Шлюха? Потаскуха Ветров?
— Кто-то живет любовью, что исходит из древних мест… даже
теперь, в эти мрачные, злобные времена. А кто-то, стрелок, живет кровью. И
даже, как я понимаю, кровью маленьких мальчиков.
— Его можно спасти?
— Да.
— Как?
— Отступись, стрелок. Сворачивай свой лагерь и уходи обратно
на северо-запад. Там, на северо-западе, еще нужны люди, искусные в стрельбе.
— Я поклялся. Поклялся отцовскими револьверами и
предательством Мартена.
— Мартена больше нет. Человек в черном пожрал его душу. И ты
это знаешь.
— Я поклялся.
— Значит, ты проклят.
— Теперь делай со мной что хочешь. Ты, сука.
6
Пылкое нетерпение.
Тень накрыла его, поглотила. Внезапный экстаз, уничтоженный
только наплывом галактики боли, такой же яркой и обессиленной, как древние
звезды, багровеющие в коллапсе. На самом пике соития его обступили лица —
непрошеные, незваные. Сильвия Питтстон. Элис, женщина из Талла. Сюзан. И еще
около дюжины других.
И, наконец, спустя целую вечность, он оттолкнул ее, вновь
обретя ясность сознания. Опустошенный и преисполненный отвращения.
— Нет! Этого мало! Это…
— Отвяжись от меня.
Стрелок резко рванулся, чтобы сесть, и едва не упал с
алтаря. Осторожно встал на ноги. Она робко прикоснулась к нему (жасмин,
жимолость, сладость розового масла), но он грубо ее оттолкнул, упав на колени.
Потом он поднялся и, шатаясь как пьяный, направился к
внешней границе круга. Переступил невидимую черту и буквально физически ощутил,
как тяжкий груз разом свалился с плеч. Стрелок содрогнулся и с шумом, похожим
на всхлип, втянул в себя воздух. У него было чувство, как будто его осквернили,
— интересно, оно того стоило? Он не знал. Но уже очень скоро узнает. Он ушел,
не оглядываясь, но он чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Она стояла
перед каменной решеткой своей темницы и смотрела, как он уходит. И сколько
теперь ей ждать, пока еще кто-нибудь не преодолеет пустыню и не найдет ее,
изголодавшуюся и одинокую. Стрелок вдруг почувствовал себя ничтожным карликом —
перед громадой времени, полного неисчислимых возможностей.
7
— Вы что, заболели?
Джейк поспешно вскочил, когда стрелок, еле волоча ноги,
продрался сквозь последние заросли и вышел к лагерю. Все это время Джейк
просидел, сгорбившись, перед потухшим костром, держа на коленях истлевшую
челюсть, и с несчастным видом обгладывал косточки кролика. Теперь, увидев
стрелка, он бросился ему навстречу с таким страдальческим выражением лица, что
стрелок сразу же и в полной мере ощутил тяжкое, мерзкое бремя предательства,
которое ему предстояло совершить.
— Нет. Не заболел. Просто устал. Весь вымотался. — Стрелок
указал на челюсть в руках у Джейка. — А ее уже можно выкинуть.
Джейк тут же отшвырнул кость и вытер руки о рубашку. Его
верхняя губа безотчетно приподнялась в жутковатом оскале, но сам он этого не
заметил.
Стрелок сел — вернее, чуть ли не рухнул — на землю. Суставы
ломило от боли. Мозги как будто распухли. Мерзопакостное ощущение —
мескалиновый «отходняк». Между ног угнездилась тупая, пульсирующая боль. Он
свернул себе самокрутку — тщательно, неторопливо, бездумно. Джейк наблюдал за
ним. Стрелок чуть было не поддался искушению рассказать пареньку обо всем, что
узнал от оракула, а потом поговорить с ним дан-дин. Но быстро опомнился и с
ужасом отказался от этой мысли. Он даже задался вопросом, а не утратил ли он
сегодня какую-то часть себя — часть сознания или души. Открыть Джейку свой
разум и сердце и поступить по решению ребенка? Какая безумная мысль.
— Переночуем здесь, — сказал он чуть погодя. — А завтра
пойдем. Я попозже схожу, попробую что-нибудь подстрелить нам на ужин. Нам надо
набраться сил. А сейчас я немного посплю. Хорошо?
— Ну конечно. Вы вырубайтесь, я тут посторожу.
— Я не понял, что ты сказал.
— Спите, если хотите.
— Ага. — Стрелок кивнул и улегся на траву. Вы вырубайтесь,
повторил он про себя. Вырубайтесь — это как умирайте.
Когда он проснулся, тени на поляне стали заметно длиннее.
— Ты давай разожги костер. — Стрелок протянул Джейку кремень
и кресало. — Знаешь, как пользоваться?
— Да. По-моему, знаю.
Стрелок отправился к ивовой роще, но замер на полпути,
услышав, что говорит мальчик. Застыл, как громом пораженный.
— Искра, искра в темноте, где мой сир, подскажешь мне? —
бормотал мальчик, ударяя кремнем о кресало. Чик-чик-чик — словно чириканье
заводной механической птицы. — Устою я? Пропаду я? Пусть костер горит во мгле.
Наверное, от меня услышал, подумал стрелок и вовсе не
удивился тому, что его руки покрылись гусиной кожей. Казалось, еще немного — и
он задрожит, как промокший пес. Ну да, от меня. Наверное, я, когда разжигал
костер, проговорил это слух, и сам даже не помню. И мне придется его предать?!
Предать этого доброго человечка, в этом недобром мире? И есть ли что-то, что
оправдает такое предательство?
Это просто слова.
Да, но хорошие. Древние. Добрые.
— Роланд? — окликнул его мальчик. — У вас все в порядке?
