К внезапной тишине.
Силуэт, закрывающий свет, исчез. Сердце стрелка на мгновение
замерло в груди, когда мост обвалился и, сорвавшись с опор, полетел в пропасть,
кружась в последнем медленном танце. Стрелок ухватился рукой за залитый светом
край каменного проклятия. А у него за спиной, в устрашающей тишине,
далеко-далеко внизу мальчик явственно произнес:
— Тогда идите. Есть и другие миры, кроме этого.
Последние крепления сорвались. Моста больше не было. И
ринувшись вверх, к свету, ветру и реальности нового ка, стрелок оглянулся
назад, вывернув шею, и в пронзительном приступе неизбывной боли на миг пожалел
о том, что он не двуликий Янус. Но там, за спиной, уже не было ничего, только
гнетущая тишина. Мальчик, падая, не издал ни звука.
А потом Роланд выбрался наружу, на каменистый откос, у
подножия которого раскинулась зеленая равнина, где посреди густых трав стоял
человек в черном — стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди.
Стрелок с трудом держался на ногах. Он шатался как пьяный. И
был бледным как призрак. Глаза слезились на свету. Рубаху сплошь покрывала
белая пыль — след от последнего, отчаянного рывка наверх. Он вдруг осознал, что
это только начало — что впереди его ждет дальнейшая деградация духа, по
сравнению с которой его сегодняшний подлый поступок покажется малозначительной
мелочью, и все же он будет бежать от него всю жизнь — по коридорам и по
городам, из постели в постель. Он будет бежать от лица мальчугана. Будет
пытаться похоронить саму память о нем в неуемном разврате и в человекоубийстве,
лишь для того, чтобы, ворвавшись в последнюю комнату, найти там этого мальчика,
который будет смотреть на него над пламенем свечи. Он стал мальчиком. Мальчик
стал им. Он сам, своими руками, превратил себя в оборотня. И отныне и впредь, в
самых сокровенных глубинах снов, он будет опять и опять превращаться в парнишку
и говорить на языке странного города, из которого пришел мальчик.
Это смерть. Да? Это смерть?
Пошатываясь на ходу, он очень медленно спустился по
каменистому склону туда, где ждал его человек в черном. Здесь, под солнцем
здравого мира, рельсы истлели, рассыпавшись в прах, как будто их и не было
вовсе.
Человек в черном, смеясь, откинул капюшон.
— Вот, значит, как! — крикнул он. — Не конец всего, а всего
лишь конец начала?! Ты делаешь успехи, стрелок! И большие успехи! Я тобой
восхищаюсь!
Стрелок выхватил револьверы и выпустил все патроны.
Двенадцать выстрелов подряд. Вспышки от выстрелов затмили само солнце, грохот
пальбы отскочил оглушительным эхом от каменистых откосов у них за спиной.
— Ну-ну, — рассмеялся человек в черном. — Ну-ну. Мы с тобой
вместе — великая магия. Ты и я. И когда ты стреляешь в меня, ты стреляешь в
себя, вот почему ты меня никогда не убьешь.
Он попятился, с улыбкой глядя на стрелка:
— Пойдем. Пойдем. Пойдем. Матушка, можно мне? Да-да, можно.
Стрелок, спотыкаясь на каждом шагу, двинулся следом за ним.
Туда, где они наконец смогут поговорить.
Глава 5
Стрелок и человек в черном
1
Человек в черном привел его для разговора к древнему месту
свершения казней. Стрелок узнал его сразу: лобное место, голгофа — скопище
истлевающих костей. На них отовсюду таращились выбеленные черепа: буйволов,
койотов, оленей, зайцев и ушастиков-путаников. Вот алебастровый ксилофон —
скелетик курочки фазана, убитой во время кормежки; вот тонкие кости крота,
убитого, может быть, ради забавы дикой собакой.
Голгофа. Чашеобразная впадина в пологом откосе горы. Ниже по
склону стрелок разглядел деревья: карликовые ели и юкку — дерево Иисуса. Небо
над головой — нежного голубого цвета. Такого неба стрелок не видел уже целый
год. В воздухе веяло чем-то неописуемым, но говорящим о близости моря.
Вот я и на западе, Катберт, — удивленно подумал стрелок.
Если это еще не Срединный мир, то все равно уже близко.
Человек в черном присел на бревно какого-то древнего дерева.
Его сапоги побелели от пыли и костяной муки, усыпавшей это угрюмое место. Он
снова надел капюшон, но теперь стрелку были видны его губы и квадратный
подбородок — в тени от капюшона.
Затененные губы искривились в усмешке.
— Собери дров, стрелок. По эту сторону гор климат мягкий, но
на такой высоте холод может еще ткнуть ножом в пузо. Тем более что мы сейчас во
владениях смерти, а?
— Я убью тебя, — сказал стрелок.
— Нет, не убьешь. Не сможешь. Но зато можешь собрать дрова,
дабы почтить память своего Исаака.
Стрелок не понял намека, но без единого слова пошел собирать
дрова, точно какой-нибудь поваренок на побегушках. Набрал он негусто. Бес-трава
на этой стороне не росла, а древнее дерево стало твердым как камень и уже не
будет гореть. Наконец он вернулся с охапкой тоненьких бревнышек — или, вернее,
толстых палочек, — весь в белой пыли от рассыпающихся костей, словно его хорошо
вываляли в муке. Солнце уже опустилось за верхушки самых высоких деревьев и
налилось алым свечением. Солнце глядело на них с пагубным равнодушием.
— Замечательно, — вымолвил человек в черном. — Какой же ты
исключительный человек! Редкий, я бы даже сказал, человек! Такой обстоятельный!
Такой находчивый! Я перед тобой преклоняюсь. — Он хохотнул, и стрелок швырнул
ему под ноги охапку дров. Они с грохотом ударились о землю, подняв облако
костяной пыли.
Человек в черном даже не вздрогнул. С совершенно
невозмутимым видом он принялся сооружать костер. Стрелок смотрел как зачарованный
на то, как дрова для костра складываются в очередную (на этот раз совсем
свежую) идеограмму. В конце концов костер стал похож на причудливую двойную
дымовую трубу высотой фута два. Человек в черном поднял руку к небу, встряхнул
ею, откинув широкий рукав с тонкой красивой кисти, потом рывком опустил ее,
выставив мизинец и указательный палец «рожками» в древнем знаке, оберегающем от
дурного глаза. Сверкнула вспышка синего пламени. Костер загорелся.
— Спички у меня есть, — весело проговорил человек в черном,
— но я подумал, тебе понравится что-нибудь колдовское, магическое. Хотелось
тебя позабавить, стрелок. А теперь мы с тобой приготовим себе обед.
Складки его плаща всколыхнулись, и на землю упала тушка
жирного кролика, уже освежеванная и выпотрошенная.
Стрелок молча насадил тушку на вертел и пристроил его над
огнем. В воздухе разнесся аппетитный запах. Солнце село. Лиловые тени жадно
протянулись к впадине на склоне горы, где человек в черном решил наконец
встретиться со стрелком. В животе у стрелка урчало от голода, но когда кролик
прожарился, он без слов протянул вертел человеку в черном, а сам запустил руку
в свой изрядно похудевший рюкзак и достал последний кусок солонины. Мясо было
соленым, как слезы, и разъедало рот.
