Боуи редко продавали взрослых животных, но по весне щенки
легко уходили по двести долларов. Миссис Боуи объяснила Блейзу важность хорошей
кормежки собак, приготовления, как она говорила, «хорошей смеси». Однако сама
она собак никогда не кормила, а их кормушки Блейз заполнял смесью, которая
покупалась на распродажах в Фалмуте, в магазине, торгующем кормами для
животных. Смесь эта называюсь «Собачья радость». Губерт Боуи называл ее
«Дешевая жратва» или «Собачий пердеж», но только не в присутствии жены.
Собаки знали, что Блейз их не любит, боится их, и с каждым
днем становились все более агрессивными. К тому времени, когда действительно
похолодало, иной раз они и спереди подходили достаточно близко, чтобы куснуть
его. Ночью он нередко просыпался от кошмарного сна, в котором собаки разом
набрасывались на него, валили на землю и начинали жрать живьем. Проснувшись от
такого сна, лежал в кровати, выдыхая белый пар в темный воздух и ощупывая себя,
чтобы убедиться, что он цел и невредим. Он знал, что все на месте, знал разницу
между сном и реальностью, но в темноте разница эта заметно уменьшалась.
Несколько раз злобный лай и попытки укусить приводили к
тому, что он рассыпал еду. И ему приходилось собирать ее с утрамбованного
снега, а собаки рычали и бесновались вокруг.
Со временем один пес стал лидером в их необъявленной войне с
Блейзом. Одиннадцатилетний кобель. Звали его Рэнди. Один его глаз был затянут
бельмом. Блейз боялся пса до усрачки. Зубы Рэнди казались ему огромными желтыми
бивнями. По центру головы тянулась белая полоска. Рэнди всегда атаковал Блейза
в лоб, с приближением наращивая скорость. Здоровый глаз сверкал, а второй
оставался безразличным ко всему, мертвым. Лапы поднимали фонтанчики
желто-белого снега. Кобель разгонялся так, что, казалось, ему достаточно как
следует оттолкнуться, чтобы взлететь, держа курс на шею Блейза. А уж потом на
него набросились бы другие собаки, распаленные этой атакой. Но в последний
момент когти Рэнди вгрызались в снег, забрасывая ошметками зеленые штаны
Блейза, пес убегал по широкой дуге, но лишь для того, чтобы вернуться и
повторить свой маневр. С каждым днем он тормозил все ближе и ближе, так что
Блейз ощущал идущий от собаки жар и даже дыхание.
И однажды, в конце января, Блейз вдруг осознал, что на этот
раз Рэнди не остановится. Он не знал, чем эта атака отличалась от любой другой,
но она отличалась. На этот раз Рэнди не собирался ничего имитировать. На этот
раз он твердо решил прыгнуть и вцепиться Блейзу в горло. А в следующую секунду
на него набросились бы все остальные собаки. Как уже случалось во сне.
Пес приближался, молча набирая скорость. На этот раз он не
собирался зарываться когтями в снег. Не собирался тормозить и убегать. Задние
лапы напряглись, Рэнди оттолкнулся, взлетел в воздух.
Блейз нес два стальных ведра, наполненных «Собачьей
радостью». Когда он увидел, что Рэнди настроен серьезно, страх как рукой сняло.
Блейз бросил ведра в тот самый момент, когда Рэнди прыгнул. На нем были толстые
кожаные рукавицы. Он встретил летящего пса правым кулаком, ударил под длинную
морду. Удар болью отозвался в плече. Рука мгновенно и полностью онемела. Что-то
коротко и резко хрустнуло. Рэнди перевернулся в холодном воздухе на сто
восемьдесят градусов и с глухим стуком приземлился на спину.
Блейз осознал, что другие собаки замолчали, лишь когда они
залаяли вновь. Он поднял ведра, направился к кормушке, вывалил в них смесь.
Раньше собаки всегда набрасывались на еду, сражаясь за лучшие места, прежде чем
он успевал добавить в смесь воды. Сейчас же, когда один молодой колли, вывалив
язык из пасти, попытался пристроиться к кормушке, Блейз замахнулся на него, и
колли метнулся в сторону с такой прытью, что земля ушла у него из-под лап, и он
повалился на бок. Другие собаки тут же попятились.
Блейз добавил в кормушку два ведра воды.
– Вот. Смесь намокла. Идите и ешьте.
И направился к Рэнди, тогда как собаки принялись за еду.
Блохи уже покидали остывающее тело Рэнди, чтобы умереть на
заляпанном мочой снегу. Здоровый глаз стал таким же тусклым, как и слепой.
Блейз опечалился, в нем заговорила жалость. Может, пес всего лишь играл. Просто
пытался напугать его.
И, ничего не скажешь, преуспел в этом. За то, что произошло,
Блейза могла ждать изрядная трепка.
Опустив голову, он зашагал к дому с пустыми ведрами. Миссис
Боуи была на кухне. Она поставила в раковину ребристую доску, стирала на ней
занавески и пела псалом своим пронзительным голосом.
– Эй, не оставляй следов на моем полу! – крикнула она,
увидев Блейза. Пол был ее, но мыл-то его он. На коленях. В груди проснулась
тоска.
– Рэнди мертв. Он прыгнул на меня. Я его ударил. Убил.
Ее руки вынырнули из мыльной воды, она заголосила:
– Рэнди? Рэнди! Рэнди!
Заметалась по кухне, схватила свитер с крючка у дровяной
плиты, побежала к двери.
– Губерт! – крикнула миссис Боуи. – Губерт, ох, Губерт!
Такой плохой мальчик! – А потом завела: – О-о-о-о-о-О-О-О-О-О… – как будто
продолжая петь псалом.
Затем оттолкнула Блейза и выбежала из дома. Мистер Боуи
появился из одной из многочисленных дверей сараев, вошел на кухню, на его тощем
лице отражалось изумление. Шагнул к Блейзу, схватил за плечо, развернул к себе:
– Что случилось?
– Рэнди мертв, – ровным голосом ответил Блейз. – Он прыгнул
на меня, и я его уложил.
– Подожди. – И Губерт Боуи побежал вслед за женой. Блейз
снял красно-черную куртку, сел на табуретку в углу.
Снег на сапогах таял, образуя лужицу. Его это не волновало.
Жар от дровяной плиты опалял лицо. Дрова колол он. Его это не волновало.
Боуи пришлось вести жену, потому что она прижимала фартук к
лицу. И громко рыдала. Высокий пронзительный голос напоминал стрекотание
швейной машинки.
– Иди в сарай, – велел ему Боуи.
Блейз открыл дверь. Боуи пинком помог ему миновать порог.
Блейз упал с двух ступенек, которые вели во двор, поднялся, пошел к сараю. Там
хранился инструмент: топоры, молотки, серп, рубанки, наждачный круг, токарный
станок и многие другие, названия которых он не знал. Автомобильные детали,
коробки со старыми журналами. Лопата для уборки снега с широким алюминиевым
совком. Его лопата. Блейз посмотрел на нее, и почему-то от одного ее вида его
ненависть к Боуи достигла пика. Они получали сто шестьдесят долларов в месяц за
то, что держат и его в своем доме, и он выполнял за них всю тяжелую и грязную
работу. Кормили его плохо. В «XX» он ел куда лучше. Это было несправедливо.
Губерт Боуи открыл дверь сарая, вошел.
– Сейчас я тебя выпорю.
