– Где Той? – спросил Блейз.
– Читает эту секс-книгу. Ищет картинки.
– Нашел хоть одну?
– Пока нет.
Они посидели, помолчали.
– Блейз?
– Что?
– Не так чтобы плохо, а?
– Не так.
Но он по-прежнему помнил ферму Боуи.
В большой дом они пошли к половине шестого. Тропа вилась по
берегу реки и скоро привела их к домам-в-излучине, где поселились с полдюжины
девушек.
Парни из «XX» и драчуны из «Саут-Портленда» продолжали идти,
словно общались с девушками (девушками с грудями!) каждый чертов день. Девушки
присоединились к ним, некоторые красили губы, болтая друг с другом, словно
парней (парней с юношеским пушком на щеках) видели рядом так же часто, как мух.
Одна или две были в нейлоновых чулках, остальные – в носочках. Все как одна
скатали носочки вниз до щиколоток. Прыщи тщательно запудрили, иногда толщина
слоя пудры не уступала толщине глазировки торта. Одна из девушек, к зависти
остальных, накрасила веки зелеными тенями. Все в совершенстве умели крутить
бедрами при ходьбе. Походку эту Джон Челцман позднее окрестил «Шлюха на охоте».
Один из драчунов «Саут-Портленда» отхаркнул и сплюнул. Затем
вырвал стебелек люцерны и зажал в зубах. Другие парни пристально наблюдали за
этим действом, пытаясь придумать какой-то (какой угодно) способ
продемонстрировать свое полное безразличие к прекрасному полу. Большинство
отхаркнули и сплюнули. Некоторые оригиналы сунули руки в задние карманы.
Кое-кто использовал обе идеи.
Парням из «Саут-Портленда» было, пожалуй, проще. Как ни
крути, в большом городе девушек хватало. Матери парней из «Саут-Портленда»
могли быть алкоголичками, наркоманками, подзаборными шлюхами, их сестры могли
за пару баксов гонять желающим шкурку, но драчуны хотя бы имели представление о
девушках.
Парни из «XX» жили в чисто мужском обществе, практически
изолированном от окружающего мира. Их сексуальное образование ограничивалось
лекциями местных священников. Большинство из этих деревенских проповедников
объясняли мальчикам, что от мастурбации люди становятся глупее, а половой акт
чреват тем, что пенис может почернеть от болезни и даже начать гнить. У парней
также были эротические журналы Той-Джема («Герл дайджест» – самый последний и
самый лучший). Идеи о том, как говорить с девушкой, они могли почерпнуть лишь
из фильмов. Насчет самого полового акта идей у них не было вовсе, потому что,
как с грустью изрек однажды Той, траханье показывают только во французских
фильмах. А единственным французским фильмом, который они видели, был
«Французский связной»
[51]
Так что путь от домов-в-излучине до большого дома они прошли
в напряженном (но не враждебном) молчании. Если бы они не прилагали все силы,
чтобы понять, как вести себя в столь новой для всех ситуации, то кто-нибудь
бросил бы взгляд на идущего сзади Дуга Блуноута и заметил, с каким трудом тому
удается сдерживать смех.
Когда они вошли, Гарри Блуноут стоял у двери столовой. Юноши
и девушки таращились на репродукции на стенах (Карриер-и-Айвс, Н.К. Уайет
[52]
),
старую мебель, длинный обеденный стол с вырезанными на скамьях надписями –
«КОГДА Я ЕМ, Я ГЛУХ И НЕМ»
на одной и
«СЯДЬ ГОЛОДНЫМ, ВСТАНЬ СЫТЫМ»
на другой. Но главным образом они смотрели на большой,
написанный маслом портрет на восточной стене. Марианн Блуноут, умершей жены
Гарри.
Они могли полагать себя повидавшими жизнь, и в каком-то
смысле это не противоречило истине, но все они были еще детьми, только-только
осознающими свою принадлежность к тому или другому полу. Они инстинктивно
формировали себя в тех людей, какими им предстояло прожить всю жизнь. Блуноут
не собирался им в этом мешать. Когда они входили в столовую, он пожимал каждому
или каждой руку. Уважительно кивал девушкам, не подавая виду, что те
размалеваны, как куклы «Кьюпи»
[53]
.
Блейз вошел последним. Он возвышался над Блуноутом на
полфута, но шаркал ногами и смотрел в пол, всей душой желая вернуться в «XX».
Все было так сложно. Так ужасно. Его язык прилип к нёбу. Не глядя, он протянул
руку.
Блуноут ее пожал.
– Господи, ну ты и здоровяк! С твоим ростом не так-то легко
собирать ягоды.
Блейз тупо посмотрел на него.
– Хочешь водить грузовик?
Блейз вытаращился на Блуноута. Что-то застряло у него в
горле и не желало проваливаться вниз.
– Я не умею управлять автомобилем, сэр.
– Я тебя научу, – ответил Блуноут, – Это не сложно. А пока
иди и поешь.
Блейз прошел в столовую. Стол из красного дерева блестел.
Тарелки поставили по обеим длинным сторонам. Над столом сияла люстра, совсем
как в кино. Блейз сел, его бросало то в жар, то в холод. Слева от него сидела
девушка, и он смутился еще больше. Всякий раз, когда он смотрел в ее сторону,
взгляд цеплялся за выпирающие груди. Он пытался что-то с этим сделать, и не
мог. Они просто… были. Занимали свое место в этом мире.
Еду приносили Блуноут и комендантша. Они приготовили жаркое
и целую индейку. На столе появилась огромная деревянная миска с салатом и три
вида приправ к нему. Блюда с тушеной фасолью, с горошком, с нарезанной
морковкой. И керамический котелок с картофельным пюре.
Когда еда уже стояла на столе, и все уселись перед
сверкающими тарелками, в столовой повисла тишина. Юноши и девушки смотрели на
все эти яства и, похоже, никак не мог ли понять, явь это или галлюцинация. У
кого-то заурчало в животе. Казалось, грузовик проехал по бревенчатому мосту.
– Ладно, – подал голос Блуноут. Он сидел во главе стола, его
сын Дуг – напротив. – Давайте помолимся.
Все наклонили головы в ожидании молитвы.
– Господи, – продолжил Блуноут, – благослови этих юношей и
девушек. И благослови еду им на пользу. Аминь.
Они в недоумении переглядывались, стараясь понять, шутка ли
это. Аминь означало, что они могут есть, но, если так, это была самая короткая
чертова благодарственная молитва в истории этого мира.
