Миссис Брикер, комендантша женского лагеря, выронила кувшин
с лимонадом, когда они занесли Гарри Блуноута в дом. Кубики льда разлетелись во
все стороны. В гостиной Гарри положили на диван. Одна его рука упала на пол.
Блейз поднял ее и положил на грудь. Она снова упала. После этого Блейз
удерживал руку на груди Гарри.
Дуги Блуноут стоял в столовой у большого стола, накрытого
для обеда с мороженым по случаю окончания сезона сбора ягод (около каждой
тарелки лежал прощальный подарок) и что-то кричал в телефонную трубку.
Остальные сборщики остались на крыльце, изредка заглядывая в дом. Все были в
ужасе, за исключением Джона Челцмана, на лице которого читалось облегчение.
Прошлым вечером Блейз рассказал ему обо всем.
Приехал доктор, провел быстрый осмотр. Закончив, натянул
одеяло на голову Блуноута.
Из глаз миссис Брикер, вроде бы переставшей плакать, вновь
покатились слезы.
– Мороженое, – всхлипнула она. – Что нам теперь делать со
всем этим мороженым? О Господи! – Она закрыла лицо фартуком, потом всю голову,
как капюшоном.
– Пусть они войдут и съедят мороженое, – распорядился Дуг
Блуноут. – Ты тоже, Блейз. Давай.
Блейз покачал головой. Он не сомневался, что ему уже никогда
в жизни не захочется есть.
– Как скажешь. – Дуг прошелся руками по волосам. – Мне нужно
позвонить в «Хеттон»… и «Саут-Портленд», и «Питтсфилд»… Боже, Боже, Боже. – Он
повернулся к стене и заплакал сам. Блейз просто сидел и смотрел на лежащее на
диване, укрытое одеялом тело.
«Универсал» из «XX» приехал первым. Блейз сидел сзади,
уставившись в пыльное стекло. Большой дом уменьшался и уменьшался в размерах,
пока не исчез.
Другие мальчики потихоньку разговорились, но Блейз продолжал
молчать. До него начало доходить, что же произошло. Он пытался понять – и не
мог. Получалась какая-то полная бессмыслица, но тем не менее он постепенно
осознавал, что это правда.
Его лицо пришло в движение. Сначала дернулся рот, потом
глаза. Затряслись щеки. Он уже не мог их контролировать. Они его не слушались.
Наконец он заплакал. Прижался лбом к заднему стеклу «универсала» и плакал.
Рыдания сотрясали его, из горла вырывались звуки, похожие на лошадиное ржание.
За рулем сидел муж сестры Мартина Кослоу.
– Может, кто-нибудь заткнет ему рот, а? – спросил он. Но
никто не решился прикоснуться к Блейзу.
Через восемь с половиной месяцев Энн Брэдстей родила
мальчика. Крепыша – десять фунтов девять унций. Его определили на усыновление и
практически сразу отдали бездетной паре из Сако по фамилии Уайатт. Мальчик
Брэдстей стал Руфусом Уайаттом. В семнадцать лет за игру в школьной футбольной
команде его признали лучшим защитником штата. Через год – лучшим защитником
Новой Англии. Он поступил в Бостонский университет с намерением защитить диплом
по литературе. Особенно ему нравились произведения Шелли, Китса и американского
поэта Джеймса Дики
[55]
.
Глава 19
Темнота наступила рано, закутанная в снег. К пяти часам
единственным источником света в кабинете директора остался мерцающий огонь в
камине. Джо спал крепко, но Блейз тревожился из-за него. Ребенок учащенно
дышал, из носа текло, в груди вроде бы хрипело. На щечках расцвели ярко-красные
пятна.
В детской книге указывалось, что повышение температуры часто
происходит при режущихся зубках, а иногда при простуде, как один из ее
симптомов. Простуда – Блейз это понял (что такое симптомы, он не знал). Автор
писал: «Держите детей в тепле». Этому парню легко говорить. А что оставалось
делать Блейзу, когда Джо просыпался и хотел поползать?
Он знал, что должен позвонить Джерардам этим вечером. Они не
могли сбросить деньги с самолета в такой снегопад, но к завтрашнему вечеру снег
наверняка прекратится. И вот тогда он заберет деньги, а Джо не отдаст. На хрен
этих богатых республиканцев. Они с Джо теперь никогда не разлучатся. Убегут
вместе. Как-то, но убегут.
Он смотрел на огонь и грезил наяву. Представлял себе, как
зажигает на вырубке дорожные факелы. Видел габаритные огни приближающегося
маленького самолета, летящего над самыми верхушками деревьев. Слышал осиное
жужжание двигателя. Самолет направляется к световому пятну, сияющему, как торт
со свечами вдень рождения. Что-то белое появляется в воздухе – парашют с
привязанным к нему чемоданчиком.
Потом он, Блейз, возвращается сюда. Открывает чемодан. Тот
набит баксами. Каждая пачка аккуратно перевязана. Блейз пересчитывает деньги.
Все точно.
А вот он уже на маленьком острове Акапулько (он полагал, что
это один из Багамских островов, но признавал, что мог и ошибаться). Он купил
себе домик на участке земли высоко над волнами. В домике две спальни, большая и
поменьше. Во дворе за домиком два гамака, большой и поменьше.
Проходит время. Возможно, лет пять. И вот по пляжу бежит
мальчуган (пляж сверкает, как влажная кожа под лучами солнца). Мальчуган
загорелый. У него длинные черные волосы, как у индейского воина. Он машет
рукой. Блейз машет ему в ответ.
И вновь Блейз вроде бы услышал за спиной ускользающий смех.
Резко обернулся. Никого.
Но греза рассеялась, как дым. Блейз поднялся, сунул руки в
рукава куртки. Сел, натянул ботинки. Твердо решил, что обратит мечту в
реальность. Цели определены, задачи поставлены, а в таких ситуациях он всегда
делал то, что от него требовалось. Гордился этим. Единственным, чем мог
гордиться.
Он проверил ребенка, потом вышел из кабинета. Закрыл за
собой дверь, сбежал по лестнице. С пистолетом Джорджа под ремнем, на этот раз
заряженным.
Ветер продувал бывшую игровую площадку с такой силой, что
Блейза пошатывало, пока он не приноровился. Снег летел в лицо, впивайся иглами
в щеки и лоб. Вершины деревьев раскачивались из стороны в сторону. Новые
сугробы наметало на старый снег, толщина которого местами и так достигала трех
футов. Об оставленных им следах Блейз мог не волноваться.
Он добрался до забора, жалея, что у него нет снегоступов,
неуклюже перелез на другую сторону, плюхнулся в снег, доходивший до бедер, и,
не разбирая дороги, двинулся на север, к «Камберленд-Сентр».
Торговый центр находился на расстоянии всего-то трех миль,
но Блейз выдохся уже на полпути. Лицо онемело. Руки и ноги тоже, несмотря на
теплые носки и перчатки. Однако он продолжал идти, не предпринимая попыток
обойти сугробы, шел напролом. Дважды переваливался через изгороди, целиком
скрытые снегом, на одной колючая проволока порвала джинсы и поцарапала ногу. Он
поднялся и пошел дальше, не тратя силы на то, чтобы выругаться.
