В дверь постучали. Глаза Стерлинга открылись. На пороге
стоял Гранджер.
– Возможно, у нас кое-что есть.
– Поделись.
– Блейсделл вырос в сиротском приюте… или детском доме,
находящемся на содержании штата… назывался он «Хеттон-хауз». И расположен в том
самом районе, откуда поступил звонок.
Стерлинг выпрямился.
– Он еще работает?
– Нет. Лет пятнадцать как закрылся.
– Кто там сейчас живет?
– Никто. Город продал его каким-то людям, которые пытались
организовать там дневную школу. Они разорились, и город забрал дом. С тех пор
он пустует.
– Готов спорить, Блейсделл там. – Стерлинг руководствовался
интуицией, но чувствовал, что на этот раз она его не подведет. Не сомневался,
что уже утром они возьмут этого мерзавца и любого, кто составлял ему компанию.
– Позвони в полицию штата. Мне нужны двадцать патрульных, как минимум двадцать,
плюс мы с тобой. – Он задумался. – И Франкленд. Вытащи Франкленда из офиса.
– Он же должен спать до…
– Вытащи его сюда. Нормана тоже. Будет сидеть здесь на
телефоне.
– Ты уверен, что нам…
– Да. Блейсделл – преступник, он идиот, а еще он ленив. –
Утверждение, что преступники ленивы, являлось догматом веры в персональной
церкви Алберта Стерлинга. – Куда еще он мог пойти? – Стерлинг посмотрел на
часы. Без четверти шесть. – Я все-таки надеюсь, что ребенок еще жив. Но биться
об заклад не стал бы.
Блейз проснулся в четверть седьмого. Повернулся набок, чтобы
посмотреть на Джо, который проспал всю ночь рядом с ним. Тепло тела Блейза,
похоже, пошло малышу на пользу.
Кожа стала прохладной, хрипы в дыхании – не такими сильными.
Но вот красные пятна на щечках остались. Блейз сунул палец в рот ребенка (Джо
тут же начал его сосать) и нашел новое вздутие на десне слева. Когда надавил,
Джо застонал во сне и отвернулся.
– Чертов зуб, – прошептал Блейз. Посмотрел на лоб Джо. Рану
покрывала запекшаяся кровь, и Блейз подумал, что шрама скорее всего не
останется. Его это порадовало. Лоб у человека всю жизнь на виду. Не самое
лучшее место для шрама.
Закончив осмотр, он продолжал зачарованно разглядывать лицо
младенца. За исключением рваной, заживающей царапины, кожа у Джо была
идеальной. Белой, но уже с намеком на смуглость. Блейз подумал, что с такой
кожей Джо никогда не обгорит на солнце, а вот загар у него будет темным, таким
темным, что некоторые, возможно, будут принимать его за негра. Сам-то он
становился красным, как вареный рак. Веки у Джо были чуть синеватыми. Между
неплотно сомкнутыми краями проглядывали голубые радужки. Губы у ребенка были
розовыми и слегка надутыми.
Блейз взял одну из ручонок, поднял. Крохотные пальчики
мгновенно сжали его мизинец. Блейз подумал, что у Джо будут большие руки. И
придет день, когда они смогут держать молоток плотника или гаечный ключ
механика. А может, и кисть художника.
От мыслей о будущем мальчика по телу Блейза пробежала дрожь.
Ему хотелось разбудить ребенка. И зачем? Чтобы понаблюдать, как глаза Джо
раскрываются и смотрят на него? Кто знал, что увидят эти глаза через годы? Но
они оставались закрытыми. Жизнь Джо оставалась закрытой. Напоминала
удивительную, захватывающую книгу, написанную невидимыми чернилами. Блейз
осознал, что деньги его больше не волнуют, совершенно они ему не нужны. Ему
хотелось другого: увидеть, как слова будут появляться на этих страницах. Вместе
с картинками.
Он поцеловал чистую кожу повыше раны, потом отбросил одеяло,
подошел к окну. Снег продолжал идти, за стеклом белел воздух и белела земля.
Блейз прикинул, что за ночь уже нападало добрых восемь дюймов. А снегопад и не
думал заканчиваться.
Они почти схватили тебя, Блейз.
Он развернулся.
– Джордж? – тихо позвал он. – Это ты, Джордж?
Не Джордж. Голос прозвучал в голове. Но откуда у него
взялась такая мысль?
Он вновь выглянул в окно. Изуродованный лоб наморщился в
раздумье. Они знали, кто он. Он сглупил, назвав телефонистке свое настоящее
имя, вплоть до «младшего» на конце. Считал себя умным, а оказался дураком.
Снова. Глупость – это тюрьма, выйти из которой невозможно. Каким бы хорошим ни
было твое поведение, тебе придется отбывать там пожизненный срок.
Джордж, конечно, высмеял бы его. Джордж сказал бы: «Готов
спорить, они сейчас роются в твоем прошлом. Изучают все хиты Клайтона
Блейсделла-младшего». И они наверняка изучали. Узнали о религиозной афере, о
его пребывании в «Саут-Портленде», о долгих годах в «XX»…
И вот тут в голове, словно метеор, мелькнула тревожная
мысль: он же сейчас в «XX»!
Блейз в панике огляделся, чтобы убедиться, что так оно и
есть.
Они почти схватили тебя, Блейз.
Он вновь почувствовал себя дичью, зверем, вокруг которого
охотники сжимали кольцо. Подумал о белой комнате для допросов, о желании
облегчиться, о вопросах, которые выстреливают в тебя, не давая времени на
ответ. И на этот раз судить его будут не в маленьком полупустом зале. На этот
раз будет аншлаг, не останется ни одного пустого места. А потом пожизненный
срок. И карцер всякий раз, когда он поднимет шум.
Эти мысли наполнили Блейза ужасом, но самым худшим было
другое: они же ворвутся сюда с оружием в руках и заберут малыша. Снова похитят
ребенка. Похитят его Джо.
Пот выступил на лице и под мышками, несмотря на царящий в
комнате холод.
Ты жалкий неудачник. Он вырастет, ненавидя тебя всей душой.
Они об этом позаботятся.
И вновь не Джордж. Его собственная мысль, и это чистая
правда.
Он прилагал все силы, чтобы заставить голову работать,
пытаясь придумать план. Ведь наверняка есть место, где он сможет спрятаться.
Должно быть!
Джо зашевелился, просыпаясь, но Блейз не услышал его. Место,
где спрятаться. Безопасное место. Тайное место, где они не смогут его найти.
Место, о котором не мог знать даже Джордж, место…
Его осенило.
Он развернулся к кровати. Джо лежал с открытыми глазами.
Когда увидел Блейза, улыбнулся ему и сунул большой палец в рот, почти что
изысканно.
– Ты должен поесть, Джо. Быстро. Мы в бегах, но у меня
появилась идея.
Он накормил Джо мясом с сыром. Джо обычно в один присест
съедал целую банку, но теперь начал крутить головой после пятой ложки. Когда
Блейз попытался и дальше кормить его, заплакал. Блейз дал ему бутылочку. Вот к
ней Джо с жадностью присосался. Но, к сожалению, бутылочек осталось только три.
