– Nous causons de votre cousin. Mais c'est vrai, вы немножко буржуазны. Vous aimez l'ordre mieux que la liberte, toute l'Europe le sait.
[141]
– Aimer… aimer… Qu'est-ce que c'est! Ca manque de definition, ce mot-la. Один любит, другой владеет, comme nous disons proverbialement
[142]
, – заявил Ганс Касторп. – Я за последнее время много думал о свободе. То есть мне слишком часто приходилось слышать это слово, и я спрашивал себя, что же оно означает. Je te le dirai en francais, какие у меня по этому поводу возникли мысли. Ce que toute l'Europe nomme la liberte, est peut-etre une chose assez pedante et assez bourgeoise en comparaison de notre besoin d'ordre – c'est ca!
[143]
– Tiens! C'est amusant. C'est ton cousin a qui tu penses en disant des choses etranges comme ca?
[144]
– Нет, c'est vraiment une bonne ame, простая натура, в ней не таится никаких угроз, tu sais. Mais il n'est pas bourgeois, il est militaire.
[145]
– Никаких угроз? – с усилием повторила она. – Tu veux dire: une nature tout a fait ferme, sure d'elle-meme? Mais il est serieusement malade, ton pauvre cousin.
[146]
– Кто это говорит?
– Здесь решительно все знают друг о друге.
– Тебе это сказал гофрат Беренс?
– Peut-etre en me faisant voir ses tableaux.
[147]
– C'est-a-dire: en faisant ton portrait?
[148]
– Pourquoi pas. Tu l'as trouve reussi, mon portrait?
[149]
– Mais oui, extremement. Behrens a tres exactement rendu ta peau, oh vraiment tres fidelement. J'aimerais beaucoup etre portraitiste, moi aussi, pour avoir l'occasion d'etudier ta peau comme lui.
[150]
– Parlez allemand, s'il vous plait!
[151]
– О, я все равно говорю по-немецки, даже когда объясняюсь по-французски. C'est une sorte d'etude artistique et medicale – en un mot: il s'agit des lettres humaines, tu comprends.
[152]
Ну как, тебе еще не захотелось танцевать?
– Да нет, это же мальчишество. En cachette des medecins. Aussitot que Behrens reviendra, tout le monde va se precipiter sur les chaises. Ce sera fort ridicule.
[153]
– A ты что – так сильно его почитаешь?
– Кого? – спросила она отрывисто и с иностранным произношением.
– Беренса!
– Mais va donc avec ton Behrens!
[154]
И потом слишком тесно, чтобы танцевать. – Et puis sur le tapis…
[155]
Лучше посмотрим на танцы.
– Давай посмотрим, – покорно согласился он и, сидя рядом с ней, какой-то особенно бледный, стал смотреть своими голубыми, задумчивыми, как у деда, глазами, на костюмированных пациентов, толпившихся и в гостиной и в читальне. «Немая сестра» прыгала с «Синим Генрихом», фрау Заломон, одетая светским кавалером, во фраке и белом жилете, со вздувшейся на груди манишкой, намалеванными усиками, моноклем и в туфлях на высоченных каблуках, которые нелепо выступали из-под черных штанин, вертелась с пьеро, чьи кроваво-красные губы пылали на белом напудренном лице, а глаза были похожи на глаза кролика-альбиноса. Грек в короткой мантии заносил лиловые трикотажные ноги вокруг декольтированного, поблескивавшего смуглой кожей Расмуссена; прокурор в кимоно, генеральная консульша Вурмбрандт и молодой Гэнзер танцевали даже втроем; что касается Штерихи, то она танцевала в обнимку со шваброй, прижимала ее к сердцу и гладила ее щетину, словно это были человеческие волосы, подстриженные ежиком.
– Давай посмотрим, – автоматически повторил Ганс Касторп. Они говорили вполголоса, под звуки пианино. – Будем сидеть и наблюдать точно во сне. Ведь для меня, нужно тебе сказать, все это как сон, вот так сидеть с тобой рядом, – comme un reve singulierement profond, car il faut dormir tres profondement pour rever comme cela… Je veux dire: C'est un reve bien connu, reve de tout temps, long, eternel, oui, etre assis pres de toi comme a present, voila l'eternite.
[156]
– Poete! – сказала она. – Bourgeois, humaniste et poete – voila l'Allemand au complet, comme il faut!
[157]
– Je crains que nous ne soyons pas du tout et nullement comme il faut, – ответил он. – Sous aucun egard. Nous sommes peut-etre des трудные дети нашей жизни, tout simplement.
[158]
