— Пойдем-ка к дальнему мысу.
Я взял ее под руку, и мы побрели по лесу на запад, прочь от часовни. Они рассказали все старику почти сразу, как поднялись на яхту. Тот, понятно, сперва изображал праведника, но тут Джуи приступила к нему насчет негра и шпионства в часовне. Хватит с нас, либо объясни, чего тебе надо, либо… Взглянув на меня, Жюли возбужденно сглотнула, точно сама себе не веря.
— И представляешь, что он ответил? Как ни в чем не бывало, будто это кран прохудился. — Я покачал головой.
— «Хорошо. Так я и предполагал, так и рассчитывал». И, не успели мы опомниться, заявил, что все прежнее было лишь репетицией. Ох, видел бы ты его ухмылочку. Довольная такая. Словно мы успешно сдали ему предзачет.
— Репетицией чего?
— Во-первых, он объяснит-таки нам все как есть. И тебе тоже — в конце недели. С этого момента мы должны будем следовать его указаниям. Скоро сюда прибудет еще кто-то — он говорит «народ», то есть не один и не двое. Чтобы занять наше место в спектакле. Играть роль простаков. Но дурачить их на сей раз будем мы, а не он.
— Что за «народ»?
— Не сказал точно. И что именно собирается объяснять, не сказал. Ты-де тоже должен все выслушать.
— Тебе снова придется кого-то обольщать?
— Это первое, чем я поинтересовалась. Надоело кокетничать с незнакомыми мужчинами. Особенно теперь.
— А про нас ты все рассказала?
Сжала мою ладонь.
— Да. — Перевела дыхание. — Если честно, он признался, что, только познакомился с тобой, заподозрил худшее.
— Худшее?
— Что сыр поймается на мышку.
— И он не станет…
— Побожился, что нет.
— И ты ему веришь?
Помедлила.
— Насколько ему вообще можно верить. Он даже просил передать, что ты получишь награду.
— Вдобавок к той, что идет рядом со мной?
Потерлась щекой о мое плечо.
— Ты не за так будешь стараться… он заплатит. Новый виток, в чем бы он ни заключался, начнется во время твоих каникул. Старик хочет, чтоб мы все втроем жили — хотя бы ночевали — в его деревенском доме. Как будто мы с ним не знакомы.
— Слишком уж все радужно.
Помолчала.
— Еще загвоздка. Он желает, чтобы перед новоприбывшими мы с тобой притворялись мужем и женой.
— Я с этим не справлюсь. У меня нет твоего таланта.
— Не остри.
— А я серьезен. Куда серьезнее, чем ты думаешь.
Опять коснулась меня щекой.
— Ну, и как ты смотришь на все это?
— Подождем выходных. Надо выяснить его истинную цель.
— Вот и мы так решили.
— Может, он хоть намекнул?
— Сказал: мы свободно можем расценивать это как психотерапию. И добавил в своей прозрачной манере, что на самом деле речь идет о чем-то, для чего пока не придумано слов. Сейчас вспомню… научная дисциплина, которую нам только предстоит нащупать И назвать. Вовсю допытывался, почему ж я тебе в конце концов поверила.
— И что ты сказала?
— Что некоторые чувства не подделаешь.
— А в целом как он себя вел?
— Да, в общем, прилично. Лучше, чем вначале. Все уши прожужжал, какими мы оказались храбрыми, умными и все такое.
— Бойся данайцев…
— Знаю. Но мы ему прямо сказали. Еще одна уловка — и до свиданья.
Я взглянул на спящую яхту.
— Куда вы плавали?
— На Китиру. Вчера вернулись.
Я припомнил, как провел эти три дня: бесконечная волынка непроверенных тетрадей, два дежурства, запах мела, мальчишек… и стал грезить о каникулах, о доме на отшибе деревни, о всегдашней близости сестер.
— Я достал книжку «Сердца трех».
— Смог прочесть?
— Достаточно, чтобы убедиться: о ней ты сказала правду.
Короткая пауза.
— Кто-то как-то говорил, что надо слушаться наития.
Всего три дня назад.
— Понимаешь, там, в школе… когда сидишь в классе, не разберешь, есть эта часть острова на самом деле или она тебе приснилась.
— Предшественники твои откликнулись?
— Ни словечка.
Снова молчание.
— Николас, я поступлю так, как ты решишь. — Остановилась, взяла и другую мою руку, заглянула в лицо. — Сейчас пойдем в дом и потолкуем с ним начистоту. Кроме шуток.
Поразмыслив, я улыбнулся.
— Твой обет не утратит силу, если новый виток придется мне не по душе?
— Ты сам знаешь, что нет.
В следующее мгновение она обвила меня руками. Губы повторили то, что читалось в глазах. Мы пошли дальше, прижавшись друг к другу. Вот и западный мыс. Воздух недвижен — тропики.
— Люблю здешние ночи, — сказала она. — Больше, чем дни.
— Я тоже.
— Ноги помочим?
Мы пересекли галечный пляж. Она сбросила свои туфли, я — свои. Потом, по щиколотки в парной воде, она дала поцеловать себя снова; губы, шея. Я бережно приобнял ее, шепнул в самое ухо:
— Глупо женщины устроены.
Сочувственно приникла ко мне.
— Да, глупо. Такая жалость.
— Я все вспоминаю тебя в часовне.
— Мне казалось, я сейчас умру.
— Комплекс девственницы.
— С тобой я и чувствую себя девственницей.
— А с другими чувствовала?
— Пару раз всего.
— А с тем другим? — Не ответила. — Расскажи мне о нем.
— Да что там рассказывать.
— Пошли посидим..
Чуть выше по склону, там, где западный мыс соединялся с островом, среди деревьев лежали валуны-паданцы. На одном из них мы и расположились. Я прислонился спиной к камню, Жюли — ко мне. Я распутал узел ленточки, длинные волосы рассыпались по плечам.
В Кембридже он преподавал математику и был десятью годами старше Жюли; умница, тонкая натура, эрудит и «совсем не ревнивец». Она познакомилась с ним на втором курсе, но их отношения оставались «полуплатоническими», пока не настал выпускной год.
— Может, дело в том, что до него дошло: два семестра — и я уеду, не знаю, но Эндрю стал психовать, если я бывала с кем-то еще. Возненавидел студию, где мы с Джун занимались. Похоже, он внушил себе, что обязан меня любить. Такой был обходительный, до смешного, — все-таки завзятый холостяк, а я возьми его и присуши. Мне нравилось с ним встречаться, мы часто ездили на природу, он старательно за мной ухаживал, то и дело цветы, книги и все такое. В этом смысле он не похож был на вечного бобыля. Но влечения к нему я, хоть убей, не чувствовала. Словом, понятно: всем человек хорош, и приятно тебе, даже как-то жутко, что за тобой хвостом ходит шелковый преп. Мозгами его восхищаешься, и…
