Сердце стучало как оглашенное, отчасти в преддверии встречи с Жюли, отчасти из-за прихотливого чувства, что я плутаю в дальних коридорах самого таинственного на европейской земле лабиринта. Вот я и стал настоящим Тесеем; там, во тьме, ждет Ариадна, а может, ждет и Минотавр.
Я не отрывался от ствола минут пятнадцать; курил, пряча в ладони красный огонек сигареты, вслушиваясь и всматриваясь во мрак. Никто не вошел в ворота; никто не вышел из ворот.
Без пяти двенадцать я проскользнул обратно и, плутая между деревьев, побрел на восток, к оврагу. Шел медленно, то и дело останавливался. У лощины выждал, перебрался на ту сторону и, стараясь не шуметь, устремился вверх по тропинке, ведущей к урочищу Посейдона. Показался грозный силуэт статуи. Скамейка под миндальным деревом пуста. Я застыл у крайнего ствола, окутанный светом звезд, убежденный: вот-вот что-то произойдет, — и стал высматривать в кромешной тьме чью-нибудь фигуру — не голубоглазого ли человека с топором наперевес?
Громкий щелчок. Кто-то метнул в статую камешком. Я отступил в сосновую мглу; краем глаза заметил движение чужой руки — и вот уже второй камешек, пляжная галька, летит к моим ногам. В момент броска за деревом выше по холму мелькнуло белое, и я понял, что там — Жюли.
Побежал по крутосклону, споткнулся, встал как вкопанный. Она притаилась в чернильной тени сосны. Я различил белые блузку и брюки, светлые волосы, распахнутые мне навстречу объятия. Еще четыре прыжка — и она стиснула меня руками, мы слились в неистовом поцелуе, в долгом, прерываемом лишь ради глотка воздуха, ради судорожных ползков ладоней по спине, лобзании… вот теперь, думал я, она такая, как есть. Бесхитростная, страстная, ненасытимая. Она не уворачивалась от моих пальцев, приникала ко мне всем телом. Я принялся шептать нежные банальности, но она шлепнула меня по губам. Я удержал ее руку, скользнул губами по предплечью и перебрался на тыльную сторону запястья, поближе к шраму.
Спустя мгновение я отшатнулся, нащупал в кармане коробок, чиркнул спичкой и осветил левую руку девушки. Шрама не было. Я поднял спичку повыше. Глаза, рот, линия подбородка — все как у Жголи. Но это была не Жюли. Морщинки в углах губ, чересчур разбитное выражение глаз, какое-то нарочитое нахальство; и, помимо всего прочего, сильный загар. Она было потупилась, но затем снова, прищурившись, взглянула мне прямо в лицо.
— Черт побери. — Я выбросил спичку и зажег вторую. Девушка поспешно задула пламя.
— Николас. — Голос низкий, укоряющий — и чужой.
— Тут, верно, ошибка. Николас — этой мой брат-близнец.
— Я еле дождалась полуночи.
— Где она?
Я говорил сердитым тоном и действительно рассердился, но не настолько, как могло показаться. Ситуация слишком явно напоминала пьесы Бомарше, французские комедии времен Реставрации; простаку в них тем хуже приходится, чем больше он выходит из себя.
— Кто?
— Вы позабыли прихватить свой шрам.
— Значит, вы уже догадались, что он накладной?
— И свой голос.
— Это сырость виновата. — Откашлялась.
Я схватил ее за руку и потащил к скамье под миндальным деревом.
— Перестаньте. Где она?
— Не смогла прийти. Эй, поосторожнее!
— Так где же она? — Молчание. — Неудачно вы пошутили, — сказал я.
— А по-моему, удачно. Аж голова закружилась. — Уселась, взглянула на меня. — Да и у вас тоже.
— Господи, я ведь думал, что вы… — но тут я прикусил язык. — Вас зовут Джун?
— Да. Если вас зовут Николас.
Я сел рядом, вынул пачку «Папастратос». Она взяла сигарету, и при свете спички я как следует рассмотрел ее лицо. Глаза девушки, куда более серьезные, чем ее тон, тоже внимательно изучали меня.
Ее разительное сходство с сестрой нежданно натолкнуло меня на мрачные размышления. Я только сейчас понял, что и в Жюли есть скрытые черты, для меня вовсе не желательные, попросту излишние. Видно, виной тому была загорелая кожа моей новой знакомой, отпечаток свежей, подвижной жизни, телесного здоровья, чуть округлившего щеки… в нормальных обстоятельствах Жюли выглядела бы точно так же. Я сгорбился, упершись локтями в колени.
— Почему она не смогла прийти?
— Разве вам Морис не объяснил?
Я попытался справиться с чувством, какое испытывает самонадеянный шахматист, вдруг заметивший, что на следующем ходу его ферзя, казавшегося неуязвимым, съедят. В который раз я мысленно вернулся на несколько часов назад — может, старик правду говорил о коварстве больных шизофренией? По-настоящему хитрая маньячка не стала бы выплескивать чайные опивки мне в лицо; но маньячка дьявольски хитрая способна наспех сымпровизировать эту сцену — ради финального подмигиванья; да и тайные прикосновения голой ступни, зашифрованный спичками час свидания… он мог заметить все ее знаки, но притвориться, что не замечает.
— Мы вас не виним. Жюли и профессоров обводила вокруг пальца.
— С чего вы взяли, что она обвела меня вокруг пальца?
— Не будете же вы так страстно целоваться с женщиной, если знаете, что она душевнобольная. По крайней мере, надеюсь, что не будете, — добавила она. Я промолчал. — Нет, мы вас правда не виним. Я-то знаю, как мастерски она умеет создавать впечатление, что психи все вокруг, кроме нее. Этакая оскорбленная невинность.
Однако, произнося последнюю, самую короткую, фразу, голос ее дрогнул, точно она опасалась, что слегка пережала и я это вот-вот обнаружу.
— Благоразумнее уж невинность изображать, чем порочность, как это делаете вы. Долгая пауза.
— Вы мне не верите?
— Вы знаете, что нет. Да и сестра ваша, похоже, мне до сих пор не доверяет.
Она вновь надолго умолкла.
— У нас не получилось выбраться вдвоем. — И, понизив голос, добавила: — И потом, я хотела убедиться.
— В чем убедиться?
— Что вы тот, за кого себя выдаете.
— Я не врал ей.
— Вот и она твердит то же самое. Но чересчур уж убедительно, так что у меня возникли сомнения в ее беспристрастии. Теперь-то я начинаю ее понимать. После непосредственного контакта с вами, — сухо добавила она.
— Легко проверить, что я работаю в школе на том берегу.
— Мы знаем, школа там есть. Вы, конечно, не носите с собой удостоверение личности?
— Это просто глупо.
— Гораздо глупее в теперешних условиях то, что я у вас его не требую.
Определенный резон в ее словах был.
— Паспорт я не захватил. Может, греческий вид на жительство сойдет?
— Разрешите взглянуть? Ну, пожалуйста!
Я запустил руку в задний карман, зажег несколько спичек, чтобы она рассмотрела в документе мои имя, адрес и профессию. Наконец она протянула вид на жительство мне.
