— Оно не было несправедливым. Именно это я и пытался сейчас сказать. Я тоже стал кое-что осознавать за то время, что мы здесь, Джейн. В частности — сколько я утратил, потеряв вас обоих на долгие годы. Так что долг — обоюдный.
Она улыбнулась:
— Тебе бы дипломатом быть.
— Вовсе не собирался быть дипломатичным.
— Я считаю — мой долг значительно больше.
— Почему же?
Она ответила не прямо, как бы вернувшись к его словам, сказанным несколько раньше:
— Думаю, пора мне стать реально независимой. Вместо того чтобы искать опоры у добрых друзей и дочерей.
— А может, им нравится служить опорой?
— Это несправедливо по отношению к ним. И ко мне самой.
— Так что всё это должно закончиться здесь? Иначе ты снова окажешься в заключении?
Она сказала:
— Я не очень хорошо выражаю свои мысли.
— Попытайся ещё раз.
— Просто дело в том…
— В чём?
— В конечном счёте действительно ли доброта — то, в чём я нуждаюсь? Доброту ли следует мне прописывать в качестве лекарства?
— Это что — одна из теорий твоей подруги-докторицы?
— В какой-то степени — да. Она очень верит в опору на собственные силы, особенно если женщина чем-то травмирована. Иногда становится даже агрессивной в этом вопросе. Но мне кажется, в чём-то она права.
— И следует опасаться всех мужчин вообще, а особенно — дары приносящих?
— Боюсь, впечатление создаётся неверное. Она вовсе не стремится пропагандировать это своё кредо. Гораздо больше стремится убедить человека не пугаться того, о чём свидетельствует его прошлое. Что если в прошлом существовал «неправый» мужчина, то следует искать там и «неправую» женщину.
— Ты советовалась с ней — ехать или не ехать?
— Не как с врачом. Как с подругой.
— И что же она сказала?
— Что мне пора научиться принимать решения самостоятельно. — Она покачала головой, будто это была не вся правда. — И что мне и правда необходимо кое от чего уйти.
Воцарилось молчание. За деревьями Дэн увидел французскую группу с их корабля, ведомую многоречивым гидом: они брели по главной тропе слева от скамьи; кое-кто поглядывал в ту сторону, где сидели Джейн с Дэном. Но Алэна с фотографом среди них, видимо, не было; не было и Королевы на барке с Кариссимо. Кратковременное соглашение было нарушено, иллюзия единения рассеялась. Дэн проговорил более лёгким тоном:
— Значит, мне надо научиться быть недобрым?
— Научиться понимать, — улыбнулась Джейн. — Ту, которая благодарна тебе гораздо в большей степени, чем умеет это выразить. — Он не ответил, и минутой позже Джейн сунула руки в карманы своего пиджака-пальто и продолжала: — Ты прожил такую полную жизнь, с моей не сравнить.
— Ты уверена, что хотела сказать именно «полную»? Не «недостойную»?
— Да что ты! Вовсе нет. Просто… у тебя иные ценности.
— В которые ты не веришь?
Она замешкалась.
— Которые меня немного пугают.
— Почему?
Она упрямо сжала губы, как шахматист, не разглядевший ловушку, и несколько мгновений молчала.
— К тебе пришёл настоящий успех, ты уверен, что ты на своём месте. Ты заслужил это право. В каком-то смысле мне только ещё предстоит то, что ты смог сделать двадцать лет назад. Покинуть Оксфорд.
— С чего ты взяла, что это одно и то же — знать своё место и быть уверенным, что занимаешь его по праву? Или хотя бы — что любишь его?
И опять её словно бы загнали в угол, заставили обдумывать новый ход… впрочем, на этот раз ход оказался очень старым.
— Возможно, всё дело в разнице между женской и мужской психологией. Ты говорил в Торнкуме… я понимаю, что ты чувствуешь в связи со своей работой… Но ведь у меня и этого нет. Направления. Куда идти дальше.
— А политика?
— Моё отношение к ней меняется каждый день. Иногда даже кажется — чуть ли не каждый час. — Она рассматривала гравий на той стороне дорожки. — Наверное, проклятием моей жизни было то, что я с рождения наделена небольшим актёрским даром. Ненавидела умение притворяться кем-то другим. А потом пользовалась ненавистным умением притвориться кем-то другим. — Дэн вытянул руку вдоль спинки скамьи, повернулся всем телом к Джейн; он сделал это намеренно явно, чтобы она поняла — он внимательно за ней наблюдает, и столь же намеренно промолчал: точно так он мог бы описать эпизод в каком-нибудь из своих сценариев; он просто позволил самому месту действия говорить за него. Предоставил слово этому покою, этой «сейчасности», этому не выраженному словами удивлению — почему она ничего этого не слышит. В конце концов она снова заговорила: — Сама не понимаю, с чего вдруг мы взялись всё это обсуждать.
— По очень простой причине. Я не хочу, чтобы ты думала, что я вздохну с облегчением, как только наш самолёт приземлится в Риме. — Джейн не поднимала глаз, словно вовсе не была в этом убеждена. Дэн снял руку со спинки скамьи и теперь сидел наклонившись, опершись локтями о колени. — Дженни очень молода, Джейн. С ней мне приходится постоянно жить, в настоящем. В сегодняшнем дне. Прошлое становится как бы знаком неверности, чем-то запретным, о чём не позволено вспоминать… как о бывшей любовнице. Ты дала мне возможность великолепно отдохнуть от всего этого. — Он помолчал. — Так что я у тебя в долгу. — И добавил: — Кроме того, я не намерен допустить, чтобы такая идеальная спутница — воплощённое совершенство — вдруг заявляла о своей полной независимости от меня.
Миг замешательства, потом она чуть шевельнулась, наклонилась, торопливо взялась за ручки плетёной сумки — спешила ухватиться за представившуюся возможность возвращения к норме.
— Не такое уж совершенство, Дэн. На самом деле твоей идеальной спутнице необходимо сделать пи-пи, прежде чем плыть дальше.
Дэн позволил себе уныло улыбнуться: успел сдержать готовый было вырваться победный клич; потом поднялся со скамьи, уступая:
— Идём. Тут в конце тропы есть туалет.
И они зашагали вниз по тропе, на сей раз более энергично. Стало прохладнее. Дэн держал её сумку, пока она была в туалете, и смотрел на безмолвную реку за усыпанной гравием дорожкой, на укрытые тенью утёсы на том берегу. Почему-то их беседа не задалась с самого начала, словно эпизод сценария, перечитав который сразу видишь — он не годится… словно погоня за собственным хвостом. Дэн чувствовал, что его охватывает раздражение: на себя самого в той же мере, что и на Джейн. Подумал о Дженни, о письме, которое он ей написал: оно лежало у него в каюте, ожидая отправки. Он солгал ей, сообщив, что пытался звонить из Луксора, но не было связи.
Ложь, ложь; невозможность сказать, что на самом деле чувствуешь.
