— Откуда вы о нем знаете?
Ну, я сказал, мол, про это было в газетах. Писали, что вы с ним неофициально помолвлены.
Только я сразу понял, что ничего подобного. Она рассмеялась:
— Вот уж за кого ни за что бы не вышла. Скорее уж за вас.
Тогда почему не за меня?
— Потому что я не могу выйти замуж за человека, который мне не близок ни в чем. Понимаете, я должна чувствовать, что могу принадлежать ему целиком, так же, как и он мне. Умом, сердцем, телом.
Я весь принадлежу вам.
— Да нет же! Близость должна быть обоюдной. Оба отдают себя и оба принимают этот дар. Вы не можете принадлежать мне, потому что я не могу принять вас. И не могу ничего дать вам взамен.
Мне ведь не много нужно.
— Я знаю. Вам нужно лишь то, что я отдаю независимо от воли и желания. То, как я выгляжу, как говорю, как двигаюсь. Только ведь это — не вся я. Я ведь могу еще дарить и дарить. Но не вам, потому что я не люблю вас.
Я говорю, тогда это все меняет, верно? И встал. В голове у меня стучало. Конечно, она сразу же поняла, я по выражению ее лица увидел, но сделала вид, что не понимает.
— Что вы хотите сказать?
Вы сами знаете что.
— Хорошо. Я выйду за вас замуж. Когда захотите.
Ха-ха.
— Разве вы не этого хотели?
Думаете, я не знаю, что вам даже не нужны будут свидетели и всякое такое?
— И что же?
Да я не верю вам ни на грош.
Меня прямо затошнило от ее взгляда. Ну, вроде я и не человек, а так, непонятное что-то. С другой планеты. Не издевается, а с интересом так смотрит.
Думаете, я не вижу, как вы тут мягко стелете, да потом-то что? — говорю.
Она только сказала: «Фердинанд», умоляюще так. Еще одна из ее штучек.
И нечего меня Фердинандом звать, говорю.
— Вы же дали слово. Вы же не можете его нарушить.
Я могу сделать все, что пожелаю.
— Но я же не знаю, чего вы от меня хотите. Как смогу я доказать, что я вам друг, если вы не даете мне возможности это сделать?
Заткнитесь вы, говорю.
И тут вдруг она взялась действовать. Я знал, что-то случится, был к этому готов, только вот к чему я не был готов, что автомобиль в это время по дороге пойдет. Приблизился к самому дому, и в этот самый момент она протянула к огню ногу, вроде погреть, и вдруг выбросила на ковер из камина горящую головешку, закричала и бросилась к окну, а когда увидела, что ставни на засов заперты, к двери. Но я ее успел сзади схватить. Хлороформ-то я не успел из ящика достать, тут важнее было действовать быстро. Держу ее, а она бьется, царапается, прямо как когтями рвет, и кричит не переставая. Только у меня настроение быть добрым да мягким прошло, я ей дал по рукам как следует и рот ладонью зажал. Она попыталась из-под ладони вывернуться, и кусалась, и лягалась, но я уже запаниковал. Обхватил ее и подтащил к шкафу, где в ящике тампон с хлороформом был приготовлен. Она сразу поняла, попыталась вывернуться, головой мотала из стороны в сторону, но я достал тампон и со всей силы прижал ей к лицу. Ну и конечно, прислушивался все время, может, стучит кто. И за головешкой следил. Она все горела, и комната была вся в дыму. Ну, как только ее сморило, я ее на пол опустил и пошел огонь заливать. Вылил на головешку воду из вазы с цветами. Надо было действовать быстро, решил, снесу ее вниз, пока время есть, снес, положил на кровать, и снова наверх, проверить, погас огонь или нет, и убедиться, что вокруг никого.
Открыл наружную дверь как ни в чем не бывало, вокруг никого, так что все было о'кей.
Ну, пошел снова вниз.
Она все еще не пришла в себя, лежала, как я ее положил. Ну и вид был у нее, платье съехало все на одну сторону. Не могу объяснить, только я почему-то весь взволновался, мысли всякие в голову полезли, смотрю на нее, она лежит на кровати, бесчувственная, без сознания. Такое чувство было, что вот доказал ей, кто здесь настоящий хозяин. Платье у нее съехало с плеча, и один чулок до самого верха был виден. Не знаю даже, почему я вспомнил, только я вспомнил один американский фильм (а может, это в каком журнале было), там человек один привел девчонку пьяную к себе на квартиру, раздел ее и уложил в постель, ничего непристойного, только в постель уложил и ничего такого не сделал, а она утром проснулась в его пижаме.
Ну, я тоже так сделал. Снял с нее платье и чулки, но некоторые предметы на ней оставил, ну там лифчик и еще кое-что, чтоб уж не до самого конца. Ну, она была как картинка, лежала на покрывале почти без ничего, вроде на пляже в бикини; тетушка Энни говорила, теперешние женщины одни тесемки вместо белья носят (от этого и раком в большинстве болеют).
Вот я и дождался, наконец-то мне представился шанс. Взял свой фотоаппарат и сделал несколько снимков; я бы и еще всякие сделал, только она зашевелилась, и пришлось упаковаться и давай бог ноги.
Сразу проявил и отпечатал. Очень прилично получилось. Не художественная фотография, зато интересно.
* * *
Так в ту ночь и не заснул, в таком был состоянии. Временами даже думал, спущусь к ней, дам наркоз и еще другие сделаю снимки, вот до чего дошел. На самом-то деле я совсем не такой, только в тот вечер на меня такое нашло из-за всего, что случилось, и от нервного напряжения. Еще на меня шампанское плохо подействовало. И все, что она наговорила. Это была, как говорится, кульминация всех обстоятельств.
Потом еще много чего было, только уже ничто не могло идти так, как раньше. Как-то так стало ясно, что мы никогда не сможем приблизиться друг к другу, она никогда не сможет меня понять, и я думаю, она тоже сказала бы, что я не могу или не хочу понять ее.
Ну а если про то, что я с ней сделал, ну, в смысле, что ее раздел, я когда потом думал про это, то ведь не так уж плохо я поступил; не всякий бы смог, как я, держать свои чувства под контролем, пофотографировать — и все; так что это даже говорит в мою пользу.
Думал, думал, что дальше делать, решил, лучше всего письмо написать. И написал вот что:
«Я сожалею о том, что случилось вчера вечером, смею думать, Вы считаете, что никогда не сможете меня простить.
Я действительно говорил, что не применю силу, если Вы меня не вынудите к этому. Думаю, Вы согласитесь, что своим поведением Вы вынудили меня к этому.
Пожалуйста, поймите, что я сделал только самое необходимое. Я снял с вас платье, т. к. боялся, что вам будет опять нехорошо.
Я выказал вам всевозможное почтение, какое в подобных обстоятельствах было возможно. Пожалуйста, отдайте мне должное в том, что я при этом не зашел настолько далеко, насколько могли бы другие.
Я ничего больше не скажу вам. Только что вы должны пробыть здесь еще некоторое время.
