В: Что наутро?
О: Благополучно прибыли в Бидефорд и остановились в портовой гостинице, глянувшейся своим малолюдством; разговелись черствым рыбным пирогом, что воистину показался пищей богов — вот до чего я оголодал, сэр. В гостинице нам сказали, что назавтра с утренним приливом отходит корабль на Бристоль, и мы, дожевав пирог, кинулись на причал. Выясняем, мол, да, будет корабль. Я уж хотел сладиться об проезде, но тут у нас опять случилась перепалка: едем вместе, говорю, она ж — ни в какую. Не стану утомлять вас подробностями, сэр, но все кончилось уговором: я — в Суонси, она — в Бристоль, про то, что было, молчок, однако, ежели что, друг за дружку вступиться. Оказалось, через два дня мистер Пэрри, об ком я сказывал, отплывает в Уэльс. Мы с Ребеккой условились об своих проездах и вернулись в гостиницу.
В: Вас не спрашивали, почто прибыли?
О: Спрашивали, сэр. Мы сказались слугами из Плимута — дескать, после смерти вдовствовавшей хозяйки лишились места и разъезжаемся по домам. Вот, мол, оставляем лошадь и деньги на месячный прокорм, чужого нам не надо. А я отправил в «Корону» записку, где, мол, искать коня. Можете проверить, сэр, — в Барнстапл послал мальчонку, коему за труды уплачено два пенса.
В: Названье гостиницы?
О: «Барбадос», сэр.
В: Что с деньгами, кои девка посулила?
О: Все честь по чести, сэр. После обеда завела к себе в комнатку и отсчитала десять гиней. Правда, сказала, что деньги сии заработаны блудом и счастья не принесут. Однако я взял, ибо шибко нуждался.
В: Неужто за месяц спустил?
О: Потратился, сэр. Почти все отдал брату, уж очень он обнищал. Можете справиться.
В: Ты видел, как девка отплыла?
О: Да, сэр, на следующее утро корабль отдал швартовы.
В: Как он прозывался?
О: «Елизавета-Анна», сэр. Бриг, хозяин мистер Темплман або Темплтон, сейчас уж не вспомню.
В: Уверен, что перед отплытьем девка не сбежала?
О: Уверен, сэр. Она стояла у поручней и мне помахала.
В: На прощанье что-нибудь сказала?
О: Просила ей верить, сэр. Может, говорит, больше не свидимся, но попробуй жить праведно.
В: В Бидефорде его сиятельство не появились?
О: Никаких следов, сэр. Уж поверьте, я высматривал и господина, и Дика.
В: Через день ты отбыл в Суонси?
О: Так точно, сэр. Вдосталь покачался.
В: Вопреки страху перед морем и каперами?
О: Вот уж правда, сэр: корабль не моя обитель, да выбора не имелось. В каталажке и то милее.
В: Что ж, охотно тебя пристрою. И все ж твой первоначальный план известить родных его сиятельства был гораздо лучше, несмотря на всю его корыстность. Любопытно, как шлюха сумела тебя разубедить?
О: Наверное, скажете, сэр, она меня обморочила, что еще выяснится. Но, знаете, я просто не узнавал ее, так шибко она изменилась. И со мною держалась совсем по-иному, несравнимо милее.
В: В каком смысле, милее?
О: Мы с ней об многом переговорили, не только об последних событьях.
В: Об чем же еще?
О: Говорили про ее былую греховность и об том, что ныне она узрела светоч, а потому к прошлому возврата нет. Что Иисус Христос пришел в сей мир ради таких, как мы, дабы указать нам путь в ночи. Мы словно только познакомились, и она расспрашивала об моей прошлой жизни. Кое-что я рассказал.
В: Открыл свое настоящее имя?
О: Да, сэр. А еще поведал об матушке и родных, кого вопреки всему я не забыл. И она укрепила меня в решенье их повидать.
В: Чтоб заодно от тебя избавиться, так?
О: Думаю, она была со мной искренна, сэр.
В: Ты говорил, она поносила знать?
О: Да, ваша милость. Высказывалась об несправедливости, какой навидалась у мамаши Клейборн.
В: То бишь?
О: Не судите строго, сэр, но я признался в былых грехах, и она сказала, что ее клиенты стократ хуже, ибо грешат умышленно, тогда как подобные мне — ради хлеба насущного. Дескать, богатство уродует души и застит совесть; пока знать сего не поймет, жизнь будет сплошным проклятьем.
В: Короче, смутьянила?
О: Она сказала, мир лишен всякой надежды, пока аристократы безнаказанно руководствуются грехом. И оттого нам, простым людям, следует беречь души, не потакая собственной греховности.
В: Тебя не рассмешили этакие слова из ее уст?
О: Нет, сэр. Они шли от сердца, без ерунды. Я сказал, дескать, не по чину нам судить благородных, и она мягко возразила: мол, наверное, ты не задумывался, что Царствие Небесное надо заслужить еще на сем свете, и сие в равной степени касается всех. Ибо там нет иных чинов, кроме святости. Она поощряла во мне хорошее, сэр. Знаю, вы считаете, хороших валлийцев не бывает, мол, все они злыдни. Ей-богу, сэр, мы самая злосчастная нация, и все наши пороки от нужды. По правде, в душе мы вовсе не грешники, но добрые и набожные.
В: Да знаю я вашу доброту и набожность! Сиречь вероломство и еретичество! Вы — непристойная хворь державы! Чирей на заднице империи, прости господи!
О: Иногда, сэр. От безысходности.
В: То бишь всегда. Об его сиятельстве девка еще что-нибудь говорила?
О: Мол, она их прощает, но Господь не простит.
В: По какому праву грязная потаскуха дарует прощенье да еще рассуждает об Господней воле?
О: Не ведаю, сэр. Я прям на ходу засыпал, до того измучился и все ноги сбил. После этакого дня голова шла кругом. Веду девицу, слушаю — вроде как верно говорит.
В: То она тебя, охламона, вела. Девка ехала верхами?
О: Да, сэр. Но временами спешивалась, чтоб я передохнул.
В: Ты настолько изнемог, что уж больше с ней не заигрывал?.. Ну, чего язык-то проглотил?
О: Пожалуй, лучше обо всем рассказать, хоть к делу оно ничего не прибавит. Той ночью на бережку Ребекка шибко продрогла, и мы легли рядышком, чтоб согреться. Прижалась она спиной и говорит, мол, знаю, ты не воспользуешься моей беззащитностью. Я, сэр, к ней не притронулся, лишь поведал, что когда-то был женат, но из-за пьянки моей ничего путного не вышло, а бедную мою женушку вскорости уморила дизентерия. Конечно, говорю, ты якшалась с мужиками, перед кем я полная никчемность, однако, ежели согласна, я б взял тебя в жены и зажили б мы честно и праведно, как ты хочешь.
В: Утречком под Сатаной, а вечерком уж под тобой? Лихо!
