За Машу я не боялся. Девочка была несгибаемой отличницей и активисткой. Ей не вскружили голову даже десятки почетных грамот, и этим все сказано. А Толик Слонов такой впечатлительный, такой самолюбивый мальчик!
— Я по глазам вашим вижу, что, в конечном счете, вы спасете своих маленьких друзей, — одобрительно заметил землепашец.
— Не будем загадывать, — скромно предложил я.
— Не спорьте со мной, — слегка рассердился землепашец. — Ну, с богом, пройдете еще немного, и там будет наша стоянка.
Но едва я скрылся из его вида, как на меня набросились незнакомые люди в набедренных повязках. Они выскочили из зарослей орешника с криками:
— Ага, слушатель, попался! Братцы, покрепче держите его!
Но я и не думал сопротивляться. Так было даже удобней, не нужно было тратить время на поиски стоянки тщеславцев. И хотя я не шевельнул даже мизинцем, чтобы защитить себя, один из тщеславцев обеспокоенно предупредил своих товарищей:
— Поаккуратней, ребята, как бы не повредить ему уши.
Тщеславцы бережно связали меня по рукам и ногам и понесли на своих плечах.
— Это же надо! Чтобы обзавестись всего лишь одним слушателем, пришлось целый день в засаде сидеть, — пожаловался кто-то из моих носильщиков.
— Мы хоть в своем лесу сидели. А другим в город пришлось пойти, — возразил ему другой тщеславец.
— Да если бы эта несносная девчонка поверила хотя бы разок, не пришлось бы тратить столько сил и времени. А то: «Не может быть, не может быть. Это антинаучно», — передразнил Машу третий тщеславец. — И слово-то придумала какое: «ам… ан… антинаучно».
— Братцы, а может, ему прямо сейчас рассказать, пока несем? — попросил самый молодой тщеславец. — А то в глотке ужас как пересохло.
— Нельзя думать только о себе. В пещерах нас ждут товарищи, и каждый имеет равное право на нашу добычу, — сурово одернул его старший брат.
— А как же еще один слушатель? Толик? — спросил я, не удержавшись.
— Ну, этого теперь самого не остановишь. Так и лезет все время без очереди, — неодобрительно ответил старший.
Вскоре мы вышли к поросшей лесом горе, у подножия которой виднелось несколько пещер. Это и была стоянка тщеславцев. Все племя сидело кружком посреди поляны и, истосковавшись по слушателям, жадно смотрело в лес. Наконец самый зоркий из них заметил нашу процессию и закричал:
— Друзья, слушателя несут! Сегодня, кажется, будет кому нас послушать!
Тщеславцы бросились ко мне со всех ног, окружили меня. И тут, как это уже бывало со многими, их явно обманул мой возраст.
— Батюшки, да, может, он совсем глухой? — испугалась одна пожилая тщеславка.
Я хотел было обидеться, но, увидев расстроенные лица людей, сжалился над ними и сказал:
— Ладно, уже не один человек попадался на эту удочку. Вот, например, кто слышал из вас, как шуршит об облако солнечный луч?
— Никто не слышал, — честно признались тщеславцы.
— А я вот прекрасно слышу, — скромно сказал я. — Он шуршит так: «шширш, шширш…»
Убедившись, что я говорю правду, тщеславцы очень обрадовались. Кто-то предложил посадить меня в центре круга и немедля начать рассказ. Но тут всех растолкал рыжий мальчишка в звериной шкуре и неистово закричал:
— Я буду первый! Чур, я первый ему расскажу!
— Какой невоспитанный ребенок! Ну и поколение растет. Разве мы в детстве были такие? — осуждающе заговорили взрослые тщеславцы.
— Дяденька! — продолжал мальчик, пренебрегая мнением старших. — Сейчас вы услышите потрясающую историю о том, как я чуть не устроил самое настоящее кораблекрушение и…
Разглядев меня, мальчик осекся. И я тоже узнал его. Это был Толик Слонов.
При моем появлении справедливый мальчик сразу сравнил свои истории с теми действительно необычными и благородными приключениями, которые приписывались мне, и стал снова здоров.
— Как видите, не удержался от соблазна, проявил слабость, — пояснил он, виновато опустив голову.
— Но ты понял, и это хорошо, — шепнул я и незаметно пожал ему руку. — А где Маша Фырова?
— Она в пещере. Они поставили Машу в угол, — так же незаметно шепнул мне Толик.
А тщеславцы продолжали сетовать на детей.
— Один так и норовит опередить старших, — жаловались они мне. — А другая упрямо не верит нашим рассказам. Утверждает, что мы не правы, что мы ошибаемся. Вежливая, а ишь? Это мы-то ошибаемся, великие тщеславцы?!
— Друзья! — обратился я к ужасно расстроившемуся племени. — Теперь у вас будет слушатель, который выслушает всех вас! И будет слушать без конца. И потом, если пожелаете, слово в слово повторит все то, что вы рассказали.
— Иван Иванович, что же вы делаете? Ведь вы еще никогда никого не обманывали! — не удержался и с горечью воскликнул Толик.
— А я и сейчас говорю чистую правду, — успокоил я мальчика. — У этих несчастных людей отныне будет такой, ну, может быть, не совсем вечный, но достаточно долговременный и добросовестный слушатель.
— Неужели вы останетесь здесь навсегда? — не поверил Толик.
— Ну, разумеется, кет. В общем, пока это тайна. Друзья! — вновь обратился я к тщеславцам. — Но, прежде чем выполнить свое обещание, мне хотелось бы посмотреть на упрямую, как вы говорите, девочку Машу.
Обрадованные тщеславцы были готовы оказать мне любую услугу.
— Она в той пещере! Стоит там, в углу! — наперебой закричали тщеславцы и охотно указали на вход в самую дальнюю пещеру.
Бедняжка Маша стояла в самом темном углу пещеры. Конечно, девочке ничего не стоило убежать из плена. Для этого ей достаточно было проснуться, и, проснувшись, она бы увидела, что сидит как ни в чем не бывало в салоне летящего вертолета рядом с отцом. Но такая девочка, как Маша, не могла оставить Толика в беде.
Маша стойко переносила свое наказание, черпая моральные силы из жизнеутверждающей детской песни, которая доносилась из ее походного магнитофона. Академический хор детей сурово и мужественно пел:
Если ошиблись дяди,
Перебори свой каприз.
И правды ради,
Истины ради,
Ни на кого не сердись.
Ты ведь такая хорошенькая!
Стой же, на стену глядя,
Сердце свое скрепя,
И правды ради,
Истины ради
Будут еще у тебя
Целых сто порций мороженого!
— Маша, я уже исправился, окончательно, честное слово! — сказал ей Толик. — Я больше не хвастаю своими придуманными победами.
— Правда? — обрадовалась девочка и, спохватившись, добавила с очень серьезным видом; — А я все равно верила в тебя. Даже в самые критические минуты, когда ты сочинял про себя совершенно немыслимые истории. И, как видишь, не ошиблась! Я знала, что в тебе заложена здоровая основа. И ты в самом деле нашел в себе силы и поборол свое тщеславие. Словом, ты — настоящий ребенок, Толя! — закончила она звонким от волнения голосом.
