Мои безрадостные размышления прервали топот и треск ветвей я возбужденные голоса, долетевшие из густой лесной чащи. А затем на тропе появились трое тщеславцев, тащивших упирающегося Пыпина. Как я понял, они ушли в город до моего визита и потому ничего не знали про магнитофон.
— Вы перепутали все! Это я должен хулиганить и красть людей среди белого дня на главной улице. Я, а не вы! — возмущался Пыпин, красный от гнева.
На груди у него болталась большая позолоченная медаль с надписью: «Скромнейший из скромнейших».
— Но мы же не виноваты, что у вас такие замечательные уши, — смущенно отвечал один из похитителей, видимо, старший среди своих товарищей.
Я спрятался в кустах, и маленький отряд и его пленник прошли, не заметив меня.
— Я докажу, кто из нас хулиган! Вы или я! Скоро об этом узнает весь лес! — донесся угрожающий голос Пыпина, и треск ветвей и топот затихли.
Я понял, что над племенем нависла новая опасность, и прибавил шагу. Однако похитители знали короткий путь к своей родной стоянке, и мне, несмотря на свое проворство, догнать их так и не удалось.
Прибежав, наконец, к пещерам, я увидел, что тщеславцы по-прежнему сидят на земле вокруг магнитофона и хвастают своим невежеством, стараются перещеголять друг друга. Но Пыпина нигде не было видно. Не удалось мне найти его и в пещерах. Старый хулиган словно растаял в воздухе.
Я громко покашлял, чтобы обратить на себя внимание тщеславцев, но никто из них даже не повернул головы. Обычно мое появление привлекало даже чрезвычайно занятых людей. И не потому, что у меня была необычайная внешность, хотя и невзрачной ее тоже не назовешь. Просто какое-то чувство подсказывало им, что пришел необычайный человек, и, значит, сейчас что-то будет. То же самое чувство не оставило без внимания и тщеславцев. Но они настолько были зачарованы своим хвастовством, что пропустили это важное известие мимо ушей.
Тогда я потряс за плечо молодого тщеславца, в котором узнал одного из похитителей Пыпина, и спросил, где пленный слушатель. Парень долго не мог понять, что мне от него нужно, но потом сказал, что пленного отпустили на все четыре стороны, потому что какой-то добрый человек подарил его племени почти идеального слушателя.
— Но куда? Куда пленный ушел? — закричал я, предчувствуя беду и заранее страшась за местных зверей, потому что нет ничего опасней на свете, чем хулиган, забравшийся в лес.
И тотчас в чаще послышался отчаянный крик:
— Погибаю! Спасите!
Из-за деревьев выбежал перепуганный Пыпин и от страха мигом взлетел на высокую неприступную скалу. Следом за ним из леса выскочили взрослые пещерные медведи, саблезубые тигры и мамонты.
— Долой самосуд! Да здравствует всеобщее уважение к законам! — закричал Пыпин, глядя сверху на зверей.
И те ответили гневным рычанием.
Над стоянкой тщеславцев стоял такой возмущенный рев, что те на время забыли про свое хвастовство и поднялись на ноги. Их изумил вид животных, с которыми они столько раз в своих историях вступали в единоборство, но о которых знали только понаслышке, потому что никогда не углублялись в лес.
Увидев людей, звери погрозили Пыпину лапами и клыками и, сердито ворча, удалились в чащу.
— Ну, что вы опять натворили? — спросил я Пыпина, обхватившего руками и ногами острую верхушку скалы.
— Подумаешь, какие мелочи: научил медвежат не слушаться старших, обиженно ответил хулиган.
— Слезайте, Пыпин. Родители уже ушли, — сказал я, тяжело вздохнув, потому что чувствовал себя косвенно виноватым.
Не оставь я тогда свое второе «я» на берегу, ничего бы этого не случилось.
Пыпин решил спуститься, посмотрел вниз, и тут я и он сам поняли, что ему со скалы не слезть. Скала оказалась отвесной, и вершина ее уходила чуть ли не за облака.
— Помогите! — закричал Пыпин.
— Друзья, нужно что-то придумать, — озабоченно сказал я тщеславцам. Помочь ему спуститься вниз.
Тщеславцы небрежно сплюнули, заговорили:
— А что тут думать? Это дело простое.
— Чепуховое дело!
— Ерунда, а не дело.
— Оно не стоит выеденного яйца.
Я на минуту забыл, что они тщеславны, поверил, будто им и вправду ничего не стоит помочь, и поэтому очень обрадовался, попросил:
— Помогите ему, может, в конце концов, он больше не будет.
— Не буду, не буду. Хотите, дам честное слово? Но лучше обойтись без него.
— Сейчас мы его снимем. Сейчас мы ему поможем слезть. Сейчас мы вот что сделаем… — бодро начали тщеславцы. — Сейчас мы сделаем вот что… сделаем вот что…
Они никак не могли сказать, что же собираются предпринять для спасения Пыпина.
— Мы сделаем вот что, — еще раз повторили они и растерянно посмотрели друг на друга.
— Что мы имеем в виду? — спросили тщеславцы у одного из своих товарищей.
— Не знаю, — испуганно ответил тот.
Тогда они спросили второго, и этот не знал. Так тщеславцы опросили все племя. Каждый мог тут же, не сходя с места, поведать тысячу историй о своих подвигах, но никто не имел представления о том, с чего хотя бы начать.
К счастью, я вспомнил, кто такие тщеславцы, и решил надеяться в первую очередь на себя.
— Может, для начала сплести веревку? — предложил я тщеславцам.
— Может! Вот именно! Непременно нужно сплести веревку, — обрадовались они и, притихнув, осторожно спросили: — А что такое веревка?
Я объяснил, что такое веревка. Мы надрали лыка и сплели из него веревку длиной с километр. Тщеславцы так возгордились своей работой, что сейчас же решили включить магнитофон и похвастаться перед ним своей свежей историей о том, как они героически сплели изумительную веревку. Но я напомнил им, что Пыпин еще сидит на верхушке скалы и что веревку мы сплели не просто так, а для его спасения.
— Ну, а теперь вы, наверное, знаете, что делать дальше? — спросил я у них.
— А как же! Остальное нам ничего не стоит, — заверили меня тщеславцы. Сейчас мы… Сейчас мы… А что мы сейчас? — поинтересовались они у одного из своих соплеменников.
— Не имею представления, — жалобно ответил тот.
Тщеславцы снова опросили друг друга, и опять выяснилось, что никто не знает, что нужно сделать с веревкой, чтобы помочь человеку, сидевшему на скале.
— Странно, — сказали они мне, растерявшись, — мы умеем все, но почему-то с этой веревкой у нас заело.
— По веревке он спустится вниз, — пояснил я тщеславцам. — Только нужно один ее конец каким-то образом подать бедняге Пыпину, но вот каким именно, для меня это неразрешимая задача.
— Ну, это мы… — начали было тщеславцы и смущенно умолкли.
