— Вот почему ты спотыкаешься в кетане. Это…
Он опустил глаза и осекся, заметив мой нож, спрятанный в складках плаща. Темпи нахмурился. В самом деле, нахмурился лицом. Я впервые видел, чтобы он так хмурился, и это выглядело на удивление устрашающе.
— Мы поговорим об этом позже, — сказал он. И сделал жест: сильное неодобрение.
Чувствуя себя более пристыженным, чем если бы мне довелось провести час «на рогах», я потупился и спрятал нож.
* * *
Мы уже несколько часов шагали молча, неся тяжелые мешки с припасами, когда Темпи наконец заговорил:
— Есть одна вещь, которой я должен тебя научить.
Серьезно.
— Я всегда рад учиться, — ответил я, делая жест, который, как я надеялся, означал вдумчивость.
Темпи отошел на край дороги, сбросил с плеча тяжелый мешок и уселся на траву.
— Нам нужно поговорить о летани.
Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не расплыться в идиотской улыбке. У меня давно уже чесался язык завести разговор на эту тему, поскольку мы теперь были куда более близки, чем тогда, когда я впервые спросил его о летани. Однако я не решался, опасаясь снова его задеть.
Я некоторое время помолчал, отчасти для того, чтобы взять себя в руки, отчасти для того, чтобы дать Темпи понять, что я с достаточным уважением отношусь к этой теме.
— О летани, — осторожно повторил я. — Ты говорил, что мне не следует об этом спрашивать.
— Тогда не следует. Теперь — может быть. Я…
Неуверенность.
— Меня тянет в разные стороны. Но теперь спрашивать да.
Я выждал еще немного — вдруг он продолжит сам. Но, видя, что он молчит, я задал вопрос, который напрашивался сам собой:
— Что такое летани?
Серьезность. Темпи долго смотрел на меня, потом внезапно расхохотался.
— Я не знаю. И не могу сказать тебе.
Он снова рассмеялся. Преуменьшение.
— И все-таки нам нужно о ней поговорить.
Я заколебался — быть может, это одна из его странных шуток, которых я никогда не понимал?
— Сложно, — сказал он. — Даже на моем языке — трудно. А на твоем?
Бессилие.
— Скажи мне, что ты знаешь о летани.
Я задумался: как описать то, что я слышал о летани, используя только те слова, которые он знает?
— Я слышал, что летани — тайная штука, которая делает адемов сильными.
Темпи кивнул.
— Да. Это правда.
— Говорят, что если знаешь летани, то становишься непобедимым в бою.
Снова кивок.
Я покачал головой, понимая, что никак не могу донести свою мысль.
— Говорят, что летани — это тайная сила. Адемы держат свои слова внутри.
Я сделал жест, как будто подгребал что-то поближе к себе и прятал его внутри своего тела.
— И тогда эти слова становятся как дрова в костре. И этот костер из слов делает адемов очень сильными. Очень быстрыми. Кожу делает прочной, как железо. Вот почему вы можете сражаться в одиночку со многими и побеждать.
Темпи пристально смотрел на меня. Он сделал жест, которого я не понял.
— Это безумные разговоры, — сказал он наконец. — Это правильное слово — безумные?
Он высунул язык, закатил глаза и покрутил пальцем у виска.
Я невольно рассмеялся нервным смехом.
— Да. Безумные — правильное слово. Еще можно сказать «сумасшедшие».
— Тогда то, что ты сказал, — это безумные разговоры, и сумасшедшие тоже.
— Но как же то, что я видел сегодня? — спросил я. — Твой нос ударился о голову того мужика и не сломался. Так ведь не бывает.
Темпи покачал головой и поднялся на ноги.
— Давай. Встань.
Я встал, и Темпи подступил ко мне вплотную.
— Ударить головой — это умно. Это быстро. Можно застать врасплох, если противник не готов. Но я не не готов.
Он подступил еще ближе, так что мы почти соприкасались грудью.
— Ты — громкий человек, — сказал он. — Твоя голова твердая. Мой нос мягкий.
Он обеими руками взялся за мою голову.
— Ты хочешь сделать так.
Он медленно наклонил мою голову, пока мой лоб не уперся в его нос.
Темпи отпустил мою голову.
— Ударить головой — быстро. У меня мало время. Могу я отодвинуться?
Он снова наклонил мою голову, отшатнувшись при этом назад, и на этот раз мой лоб коснулся его губ, словно он собирался меня поцеловать.
— Так нехорошо. Рот мягкий.
Он снова отодвинул мою голову назад.
— Если я очень быстрый…
Он сделал шаг назад и опустил мою голову еще ниже, пока мой лоб не коснулся его груди. Потом отпустил меня, и я выпрямился.
— Тоже нехорошо. Моя грудь не мягкая. Но голова этого человека тверже, чем у других.
Его глаза чуть заметно блеснули, и я хмыкнул, сообразив, что это была шутка.
— Итак, — сказал Темпи, вновь встав на прежнее место. — Что может сделать Темпи?
Он махнул рукой.
— Ударь меня головой. Медленно. Я покажу.
Слегка нервничая, я медленно опустил голову, словно собираясь сломать ему нос.
Темпи так же медленно наклонился вперед, упершись подбородком в грудь. Казалось бы, разница невелика, но на этот раз, когда я наклонил голову, мой нос уперся в его макушку.
Темпи отступил назад.
— Видишь? Хитрость. Не безумные мысли, не костер из слов.
— Там все было очень быстро, — сказал я, слегка сконфуженный. — Я не успел разглядеть.
— Да. Драться быстро. Заниматься, чтобы быть быстрым. Заниматься, а не костер из слов.
Он сделал жест вдумчивость и посмотрел мне в глаза, что было для него редкостью.
— Я говорю это потому, что ты командир. Тебе нужно понимать. Если ты думаешь, что у меня есть тайная сила и кожа как железо…
Он отвернулся и покачал головой. Опасно.
Мы сели рядом со своими мешками.
— Я об этом слышал в историях, — сказал я в качестве объяснения. — В таких историях, как те, что мы рассказываем по вечерам у костра.
— Но ты, — он указал на меня, — у тебя огонь в руках. У тебя…
Он щелкнул пальцами и жестом изобразил внезапно вспыхнувший костер.
— Ты умеешь делать так, и ты думаешь, что у адемов внутри костер из слов?
