В хорошие дни она думала, что Херб, чье чувство юмора
служило защитой от существа, засевшего в Сете, продержался достаточно долго,
чтобы найти выход. В плохие она понимала, что это чушь собачья. Сет высосал из
Херба все, что мог, а потом отправил его в гараж, заложив в голову программу
самоуничтожения.
Конечно, речь идет не о Сете. Не о том Сете, который иногда
(в первые дни) обнимал и целовал их. “Я — овбой”, — иногда удавалось сказать
ему, когда он сидел на стуле-седле, нормальные слова прорывались сквозь поток
нечленораздельных звуков, и тогда им казалось, что еще можно чего-то добиться.
Я ковбой. Тот Сет вызывал любовь, несмотря на свой аутизм, а может, благодаря
ему. Но при этом тот Сет был и медиумом, как зараженная кровь, которая и кормит
вирус, и переносит его.
Вирус этот, или вампир, звался Тэком. Маленький подарок из
Великой американской пустыни. По словам Билла, семья Гейринов так и не побывала
в Безнадеге, не заезжала туда, чтобы посмотреть, что скрывается за рукотворным
валом, который они увидели с шоссе. Вал этот так подействовал на Сета, что он
перестал лепетать и заговорил на чистом английском языке. А ведь Билл сказал ей
по телефону, что они не смогли заехать туда, потому что он хотел прибыть в
Карсон-Сити до наступления темноты. Но Билл ей солгал. Она это знала, так как
получила письмо от Аллена Саймса.
Саймс, инженер-геолог, работавший в какой-то горнорудной
компании, видел семью Гейринов 24 июля, в тот самый день, когда брат Одри
послал ей открытку с воплями восторга. Саймс заверил ее, что ничего особенного
не произошло, он просто устроил Гейринам экскурсию по открытому карьеру, хотя
инструкция по проведению вскрышных работ это и запрещала (Саймс так и написал),
прочитал небольшую лекцию об истории карьера, и Гейрины отправились дальше.
Обычное письмо, ни о чем. В другое время у Одри не возникло бы никаких
вопросов, но она знала то, о чем понятия не имел Аллен Саймс из Безнадеги, штат
Невада: Билл уверял ее, что в Безнадегу они не заезжали. Билл утверждал, будто
они поехали дальше, потому что он спешил добраться до Карсон-Сити. А если
солгал Билл, то мог солгать и Саймс.
Солгать насчет чего?
Остановись, папа. Сет хочет посмотреть на гору.
Почему ты солгал мне, Билл?
Вот на этот вопрос ответить она могла. Билл лгал, потому что
Сет заставил его лгать. Она подумала, что Сет, возможно, стоял рядом, когда
Билл говорил с ней по телефону. Сет наблюдал за человеком, которого он больше
не считал своим отцом, тинисто-карими глазами существа, вылезшего из какого-то
болота. Тэк решал, что может сказать Билл, а что нет, и потому Билл говорил
так, словно ему к виску приставили пистолет. Отсюда и неуклюжая ложь, и
неестественный смех.
Существо, сидящее в Сете, заживо сожрало Херба и теперь
старалось съесть ее, но она разительно отличалась от Херба тем, что ей было
куда уйти. Возможно, убежище это она открыла случайно, возможно, с помощью
Сета, настоящего Сета, и ей оставалось только молить Бога, чтобы Тэк никогда не
догадался, что она делает и куда уходит. Чтобы это чудовище не последовало за
ней в то единственное место, где она могла от него укрыться.
В мае 1982 года молодая (двадцать один год) и незамужняя
Одри Гейрин и ее соседка по комнате в студенческом общежитии (а также самая
близкая подруга) Джейнис Гудлин провели потрясающий уик-энд, по всей
вероятности, лучший уик-энд в жизни Одри, в “Мохок маунтин хауз”, в северной
части штата Нью-Йорк. Поездку эту им оплатил отец Джэн, получивший крупную
премию от своей компании за организацию очень выгодной для нее сделки. Он также
поднялся на несколько ступенек по иерархической лестнице, и ему хотелось
разделить с кем-нибудь свою радость.
В субботу, первый день этого восхитительного уик-энда,
девушки отправились на прогулку (ленч им упаковали на кухне в плетеную корзину)
и бродили несколько часов в поисках идеального места для пикника. Обычно найти
то, что хочется, не удается, но в тот раз им повезло. Они попали на усыпанный
цветами луг. Жужжали трудолюбивые пчелы, в теплом воздухе танцевали белые
бабочки. А на границе луга они нашли маленькую беседку. Куполообразную крышу
поддерживали тонкие столбы. Беседка давала тень и защищала от дождя, но не
мешала обзору.
Девушки наелись до отвала, поговорили о чем только можно,
трижды смехом доводя себя до слез. Одри никогда больше так не смеялась. И
никогда не забывала ясный, чистый солнечный свет того дня, танцующих над травой
белых бабочек.
Именно на этот луг уходила она, когда Тэк вылезал наружу и
полностью брал контроль над Сетом. Здесь она пряталась с Джейнис, тогда еще
Гудлин, а не Конрой, с молодой Джейнис. Иногда она рассказывала Джейнис о Сете,
о том, как он появился у них, о том, что ни она, ни Херб не подозревали (во
всяком случае, поначалу), кто затаился внутри Сета, а это существо наблюдало за
$ ними, ничем не выдавая себя, выжидая удобный S момент, чтобы застать их
врасплох. Иногда Одри говорила, как ей недостает Херба и в каком она ужасе..,
оттого, что поймана, как муха в паутине или койот в капкане.
Но эти разговоры пугали ее, и она предпочитала другие темы.
В основном ерундовые, пережевывание тех самых пустяков, о которых они говорили
в давно минувший день, когда Рейган “отбывал” свой первый срок в Белом доме, а
в магазинах еще продавались настоящие виниловые пластинки. К примеру, стоит ли
рассматривать Рэя Соумса, тогдашнего ухажера Джейнис, в качестве потенциального
жениха (три недели спустя Джэн сообщила Одри, что знать не хочет этого
самовлюбленного эгоиста), где они хотели бы работать, скольких иметь детей и
кто из их общих друзей добьется, по их мнению, в жизни наибольшего успеха.
О чем они не упоминали, возможно, не решались упомянуть,
чтобы не спугнуть, так это о переполнявшей их радости: они верили, что и дальше
их ждут такие же прекрасные дни, которые они встретят в добром здравии и любви
друг к другу. Вот на чем, а не на текущих тревогах сосредотачивалась Одри,
когда чувствовала, что Тэк запускает в нее невидимые, но острые зубки, пытаясь
кормиться ее жизненными силами. В сияние и счастье того дня уходила она, и до сих
пор они укрывали ее от беды.
Потому она и жила.
Более того, она сохранилась как личность.
На том лугу, когда сгущавшиеся темнота и тревога отступали,
Одри все видела ясно и отчетливо: тонкие серые столбы, поддерживающие крышу
беседки (каждый отбрасывал тонкую тень на траву), стол, за которым они сидели
напротив друг друга на деревянных скамьях, множество инициалов (вероятно, их
оставляли влюбленные), вырезанных на поверхности стола, корзинка для ленча на
полу, теперь набитая пластиковыми контейнерами и одноразовой посудой: они
подготовились к возвращению в отель. Одри видела, как золотятся в рисующем
свете волосы Джэн, видела нитку, торчащую из рукава ее блузы. Слышала щебетание
каждой птички.
Только в одном видение отличалось от реалий. На столе, на
том месте, где стояла корзинка, пока они не убрали ее на пол, красовался
красный пластиковый телефонный аппарат. Точно такой подарили Одри в пятилетнем
возрасте, и она вела по нему долгие разговоры с Мелиссой Дорогушей,
воображаемой подругой.
