— Спасибо за вызволение фризби, — улыбается Дэйв.
— Не стоит благодарности. — Кэри кивает в сторону рыженькой.
— Кто это? Дэйв смеется.
— Не твое дело, малыш. Даже не спрашивай. Кэри, конечно,
хочется спросить, но он приходит к выводу, что настаивать как раз и не стоит:
он уже показал себя в лучшем виде, отнял у собаки фризби, девушка ему
аплодировала, от танца ее буферов под топиком встала бы и переваренная
макаронина, ему вовсе не хочется сейчас выглядеть канючащим мальчишкой.
Вообще-то для такого жаркого дня впечатлений уже более чем достаточно.
А у них за спиной, на вершине холма, красный фургон
трогается с места и медленно огибает угол.
— Придешь сегодня на игру? — спрашивает Кэри Дэйва Рида. —
Мы принимаем “Колумбусских неслухов”. Будет на что посмотреть.
— Ты примешь участие?
— Два периода отыграю обязательно, может, даже три.
— Тогда скорее всего не приду. — Дэйв заливисто смеется.
Эти близнецы Риды в своих футболках с обрезанными рукавами
выглядят как молодые боги, думает Кэри, а вот когда они открывают рты, то
становятся больше похожи на дьяволов.
Кэри смотрит на дом, который расположен на углу Тополиной и
Гиацинтовой улиц, напротив магазина. Последний дом по левую сторону, совсем как
в фильме ужасов под тем же названием
[13]
.
Автомобиля на подъездной дорожке нет, но это ничего не
значит: он может стоять в гараже.
— Хозяин дома? — спрашивает Кэри Дэйва, указывая взглядом на
номер 240.
— Не знаю, — отвечает подошедший Джим. — Это довольно
странный человек. Зачастую оставляет автомобиль в гараже, а сам через кусты
уходит на Гиацинтовую. Наверное, садится на автобус и едет, куда ему нужно.
— Ты его боишься? — спрашивает Дэйв Кэри. В голосе слышится
издевка.
— Да нет же, — отвечает Кэри, глядя на рыженькую и думая о
том, каково держать в объятиях такую крошку, да не просто держать, а… Нет,
приятель, ты для нее слишком молод, одергивает он себя.
Кэри машет рукой рыжеволосой красотке, его распирает от
счастья, когда он видит ответное движение ее руки. Кэри берет курс на дом номер
240. Он забросит “Покупатель” на крыльцо, в этом сомнений быть не может, а
потом, если чокнутый экс-коп не выбежит из двери с пеной у рта и безумными
глазами, может, даже размахивая револьвером или мачете, и не набросится на
него, Кэри отправится в “Е-зет стоп”, чтобы стаканом газировки отметить
очередное успешное прохождение маршрута: с Андерсон-авеню на Колумбус-Броуд, с
Колумбус-Броуд на Медвежью, с Медвежьей — на Тополиную. А там и домой, надевать
униформу, и вперед, на бейсбольную войну.
Но сначала визит в дом номер 240 по Тополиной улице, где
проживает бывший полицейский, который потерял работу, забив до смерти двух
парней из Норт-Сайда, заподозренных им в том, что они изнасиловали маленькую
девочку. Кэри не знает, так ли это, в газетах он про эту историю точно не
читал, но он видел глаза этого полицейского, в них была пустота, которая обычно
заставляет вас тут же отвести взгляд.
На вершине холма красный фургон поворачивает на Тополиную
улицу и наращивает скорость. Кэри слышит мерный рокот мощного двигателя.
Интересно, что это за хромированная железяка на крыше фургона.
Джонни Маринвилл перестает играть на гитаре, взгляд его
прикован к фургону. Он не может увидеть, что там внутри, так как стекла
тонированы, но железяка на крыше больно уж похожа на хромированную антенну
радиолокатора. Неужели ЦРУ высадилось на Тополиной улице? И Брэд Джозефсон на
противоположной стороне улицы застыл на лужайке перед своим домом, со шлангом в
одной руке и “Покупателем” в другой. Брэд таращится на медленно катящийся
фургон (фургон ли?), а на лице у него застыло недоуменное выражение.
Солнечные лучи отражаются от ярко-красного борта и
хромированных металлических полос под темными окнами. Джонни даже щурится — так
все блестит.
Сосед Джонни, Дэвид Карвер, все еще моет свой автомобиль.
Моет с энтузиазмом, тут ничего не скажешь: “шеви” по самые дворники в мыльной
пене.
Красный фургон проезжает мимо него, урча мотором и
поблескивая на солнце.
На другой стороне улицы близнецы Риды и их подружки
перестают перебрасываться фризби, чтобы посмотреть на приближающийся к ним
фургон. Стоят они как бы в углах прямоугольника, на пересечении диагоналей
которого с высунутым языком сидит Ганнибал, дожидающийся очередного шанса
броситься за фризби.
Тополиная улица уже живет в другом ритме, только никто об
этом еще не знает.
Издалека доносится погромыхивание.
Кэри Риптону нет дела ни до красного фургона, который он
видит в зеркале заднего обзора, ни до ярко-желтого “райдера”
[14]
,
сворачивающего на асфальтированную площадку у магазина “Е-зет стоп”, где
младшие Карверы все еще решают, повезет Эллен братца на Бастере или нет. Наконец
Ральф соглашается идти пешком и молчать о купленном журнале с Этаном Хоуком на
обложке при условии, что дорогая сестра Маргрит Придурастая отдаст ему весь
батончик, а не половину.
Дети замолкают, заметив белый дымок, который, словно дыхание
дракона, со свистом вырывается из радиаторной решетки грузовика. А вот Кэри
Риптона нисколько не заботят проблемы грузовика. Он целиком сконцентрирован на
самом для него важном: доставить чокнутому экс-копу очередной номер
“Покупателя” и выйти из этой переделки с минимальными потерями. Зовут экс-копа
Колльер Энтрегьян, и он единственный во всем квартале поставил на лужайке
табличку “ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН”. Маленькая такая табличка, скромненькая,
но она есть.
Если полицейский убил двух парней, то почему он не сидит в
тюрьме, гадает Кэри уже не в первый раз и приходит к выводу, что ему без
разницы. Продолжающееся пребывание экс-копа на свободе — не его дело. Думать
ему надо о другом: как выжить.
Неудивительно, что поглощенный своими мыслями Кэри не
замечает ни “райдера”, из радиаторной решетки которого вырывается пар, ни двух
детей, на мгновение прервавших сложные переговоры, касающиеся журнала,
шоколадного батончика “Три мушкетера” и способа передвижения от магазина к
дому. Не замечает он и красного фургона, спускающегося с холма. Кэри озабочен
лишь тем, чтобы не стать следующей жертвой чокнутого экс-копа. По иронии судьбы
Кэри и не подозревает, что смерть накатывает на него сзади. Одно из боковых
окон фургона опускается.
