И она не могла оставить его одного. Не могла!
Одри схватила трубку. Маленькую, игрушечную, но Одри не
обратила на это никакого внимания.
— Не смей его мучить! — прокричала она. — Не смей его
мучить, чудовище! Если ты должен кого-то мучить, возьмись…
— Тетя Одри! — Это, несомненно, был голос Сета, но он
изменился. Ни заикания, ни поиска нужного слова, ни глотания звуков. Однако
голос был испуганный, на грани паники. — Тетя Одри слушай меня!
— Я слушаю! Говори!
— Возвращайся назад! Сейчас ты можешь уйти из дома! Можешь
убежать! Тэк в лесу.., но космофургоны скоро появятся вновь! Ты должна убежать
до их приезда!
— А как же ты?
— Со мной ничего не случится, — ответил телефон-голос, и
Одри показалось, что она уловила в нем фальшь. Во всяком случае, неуверенность.
— Ты должна добраться до остальных. Но прежде чем ты уйдешь…
Она внимательно выслушала все, что от нее хотел Сет, и с
трудом подавила желание рассмеяться: как же она не подумала об этом раньше? Это
же так просто! Но…
— А ты сможешь спрятаться от Тэка? — спросила она.
— Да. Но тебе надо спешить!
— Что нам делать? Даже если я доберусь до остальных, что мы
можем…
— Сейчас объяснять нет времени. Ты должна довериться мне,
тетя Одри! Возвращайся сейчас же и верь мне! Возвращайся! ВОЗВРАЩАЙСЯ!
Последнее слово он прокричал так громко, что Одри оторвала
трубку от уха и отступила назад. При этом она потеряла ориентацию, упала и
ударилась головой об пол. Ковер ослабил удар, но из глаз все равно посыпались
искры. Одри села, вдыхая запах гамбургеров и затхлости, какой бывает в доме,
больше года не знавшем настоящей уборки. Она посмотрела на кресло, с которого
свалилась, потом на телефонную трубку, зажатую в руке. Должно быть, трубку она
сдернула с телефонного аппарата на столе в тот самый момент, когда хватала
телефон Тэка во сне.
Только это был не сон, не галлюцинация.
Одри поднесла трубку к уху (черную, обычного размера),
послушала. Разумеется, никаких гудков. Электричество в доме было, в
единственном доме из всего квартала, иначе Тэк не смог бы смотреть телевизор,
но с телефоном он разобрался.
Одри посмотрела на арку, ведущую в “берлогу”, зная, что она
там увидит: Сет в трансе. Так отсутствует. Услышала крики, выстрел на другой
стороне улицы, окончательно поняла, что сейчас Тэк занят своими делами и она,
возможно, сумеет удрать, только медлить с этим нельзя. Но если она доберется до
остальных, если расскажет все, что знает, если они ей поверят, что они сделают,
чтобы вырваться из этого капкана? Что они должны сделать с Сетом, чтобы
избавиться от Тэка?
Сет велел мне уходить, подумала Одри. Лучше мне ему
довериться. Но сначала…
Сначала надо сделать то, о чем он просил. Сущий пустячок..,
но многое может измениться. Возможно, изменится все, если ей повезет. Одри
поспешила на кухню, игнорируя крики и голоса на другой стороне улицы. Она
приняла решение и теперь очень спешила выполнить порученное до того, как Тэк
вновь обратит на нее свое внимание.
До того, как пошлет сюда полковника Генри и его друзей.
4
Если что-то идет наперекосяк, то происходит это с пугающей
внезапностью. Потом Джонни снова и снова спрашивал себя, какова его доля вины в
том, что случилось, но так и не смог прийти к однозначному ответу. Конечно,
внимание его рассеивалось, но произошло это до того, как грянул гром.
Он шел следом за близнецами Ридами, пробирающимися к тропе,
и думал о своем, потому что мальчики продвигались очень уж медленно, стараясь
не задевать листьев и не наступать на сучья. Никто из троицы не подозревал, что
в лесополосе они не одни. Когда Джонни и близнецы вошли в нее. Колли и Стив уже
достигли тропы и направились к развилке.
Мыслями Джонни вернулся к тому давнему появлению Билла
Харриса на Тополиной улице, которое произошло в 1990 году. Билл поначалу
удивлялся переезду Джонни в такую глушь, а потом, видя, что тот поселился там
осознанно, спросил о причинах. И Джонни Маринвилл, который теперь писал
исключительно о приключениях кота-детектива, ответил: “Причина в том, что я еще
не хочу умирать, а это означает, что пора становиться своим персональным
редактором. Или, если угодно, создать второй вариант Джонни Маринвилла. И я
могу это сделать. Во-первых, есть желание, что важно, во-вторых, средства, что
необходимо. Ты можешь сказать, будто это всего лишь вторая версия уже
сделанного мною. Я переписываю свою жизнь. Леплю ее заново”.
А ведь это Терри, первая жена Джонни, подкинула ему эту
идею, подсказала, что может стать его последним шансом, хотя Биллу он об этом
не сказал. Билл даже не знал, что через пятнадцать лет общения исключительно
через адвокатов Джонни и Тереза Маринвилл наладили личный контакт, иногда
посылали друг другу письма, но большей частью разговаривали по телефону.
Частота их общения возросла с 1988 года, когда Джонни окончательно завязал с
выпивкой и наркотиками, во всяком случае, он надеялся, что окончательно. Однако
душевного покоя Джонни так и не обрел, что-то ему мешало, давило на него, и
весной 1989 года он говорил бывшей жене, которую однажды чуть не проткнул
столовым ножом, что его трезвая жизнь лишена смысла. У него нет даже замысла
нового романа. Огонь потух, и по утрам он просыпается не только без похмелья,
но и без желания сесть за стол и загнать на бумагу те мысли, что роятся у него
в голове. С этим, похоже, покончено. И он готов смириться со своей участью. Не
давало покоя другое. Старая жизнь, частью которой были его романы, что-то
нашептывала ему из углов и из старенькой пишущей машинки, когда Джонни ее
включал. “Я та, кем ты был. — тихонько жужжала машинка. — и кем всегда будешь.
Я даже не образ и не твое второе “я”, а генный код, сидящий в тебе с самого
рождения. Убеги хоть на край света и сними номер в последнем отеле в конце
самого дальнего коридора, но я буду ждать тебя на столе, когда ты откроешь
дверь, я буду жужжать, как всегда жужжала по утрам, когда ты поднимался после
тяжелого похмелья, около твоих записей будет стоять банка пива, а в верхнем
ящике комода будет лежать понюшка кокаина. Потому что и в конце ты должен
оставаться самим собой”.
— Ты должен написать детскую книжку, — ворвалась в его
монолог Терри.
— Какую детскую книжку? Я никогда…
— Разве ты не помнишь Пэта, детектива Китти-Кэта?
Джонни потребовалась минута, но он вспомнил.
— Терри, эту маленькую историю я сочинил для твоего
паршивца-племянника, потому что подумал, что у твоей сестры случится нервный
срыв, если он не угомо…
— Однако она тебе понравилась, раз ты не поленился ее записать?
