Отец сказал, что они из Толидо, представился сам, потом
представил жену и двух старших детей.
— А это Сет, — закончил он.
— Сет — необычный ребенок.
— А я думал, дети все необычные. — Я протянул руку. — Давай
лапу, Сет, я — Аллеи Саймс.
И он тут же пожал мне руку.
Остальные застыли как громом пораженные, особенно папаша. Я
никак не мог понять почему. Мой отец научил меня рукопожатию в три года, не
такая уж это сложная наука, не то что вытаскивать из колоды четыре туза подряд.
Но вскоре мне объяснили, что к чему.
— Сет хочет знать, не можем ли мы посмотреть на гору, —
говорит мистер Гейрин, указывая на Китайскую шахту. — Я думаю, он имеет в виду
шахту…
— Да!
— прерывает его малыш.
— Шахту!
Сет хочет видеть шахту!
Сет хочет видеть серебряную шахту!
Маленький Джо! Адам! Хоп Синь!
Я расхохотался. Как давно я не слышал эти имена, а остальные
вообще не понимали, о чем речь, и смотрели на маленького мальчика, словно он —
Иисус, поучающий старейшин в храме.
— Если ты хочешь взглянуть на ранчо Пондероза, сынок, —
отвечаю я, — думаю, это возможно, хотя находится оно довольно далеко к западу.
И есть шахты, открытые для экскурсий. В некоторых можно прокатиться на
настоящей вагонетке.
Я бы порекомендовал “Бетти Карр”, в Фэллоне.
Но на Китайской шахте экскурсий нет. Это действующее
предприятие, и оно не проявляет никакого интереса к заброшенным золотым и
серебряным выработкам. А этот вал, который вы принимаете за гору, окаймляет
большую дыру в земле.
— Он не понимает многого из того, что вы говорите, мистер
Саймс, — подал голос старший брат. — Мальчик он хороший, но соображает не так
быстро.
— И брат постучал пальцем по виску.
Но малыш все понял, безо всякого сомнения, потому что тут же
расплакался.
Не громко и капризно, а как ребенок, потерявший что-то очень
для себя дорогое.
При этом остальные разом приуныли, словно умерла любимая
собака. Девочка даже сказала, что Сет раньше никогда не плакал.
От этого мое любопытство разгорелось еще больше.
Я не мог понять, что у них за отношения в семье, а знать
очень уж хотелось. Теперь я сожалею о том, что не поставил на этом точку. Знать
бы, где упадешь, подстелил бы соломки.
Мистер Гейрин попросил меня уделить ему минуту или две для
личного разговора.
Я, конечно же, не отказал. Он передал жене все еще тихонько
плачущего малыша, у которого по щекам одна за другой скатывались крупные слезы,
и будь я проклят, если у старшей сестры тоже не намокли глаза. Затем Гейрин
прошел в трейлер и закрыл за собой дверь.
За минуту или две он мне многое рассказал о маленьком Сете
Гейрине, но главное состояло в том, что они все очень любили его.
Не то чтобы Гейрин прямо так и сказал (словам я мог бы и не
поверить) Это читалось в интонациях голоса, в выражении его лица. Он сказал,
что Сет страдает аутизмом, едва умеет произнести слово, которое можно понять, и
не проявляет никакого интереса к “обычной жизни”. Но, увидев вал, ограждающий
Китайскую шахту с севера, он вдруг затараторил как бешеный и все показывал на
нее пальцем.
— Поначалу мы пытались отвлечь его, не сбавляя скорости, —
продолжал мистер Гейрин.
— Обычно Сет ведет себя тихо, но иногда начинает что-то
говорить на никому не понятном языке. Джун называет эти монологи проповедями.
Но тут, когда он увидел, что останавливаться мы не
собираемся. Сет вдруг заговорил как все. Не словами, а предложениями: “Едем
назад, пожалуйста, Сет хочет увидеть шахту. Сет хочет увидеть Хосса, и Адама, и
Маленького Джо”.
Об аутизме мне кое-что известно. У моего лучшего друга брат
в “Сьер-ра-4”, психиатрической клинике в Боулдер-Сити (это рядом с Вегасом). Я
несколько раз ездил с ним туда, поэтому видел людей с ярко выраженным аутизмом.
Если б я их не видел, то едва ли поверил бы Гейрину. В
“Сьерре” многие не только не говорят, но и не двигаются. Некоторые вообще
выглядят мертвецами, лежат с остановившимся взглядом, только грудь поднимается
и опускается.
— Он любит вестерны и телефильмы, — пояснил мистер Гейрин.
— Я лишь могу предположить, что этот вал напомнил ему
какой-то эпизод из “Золотого дна”.
Я подумал, что малыш действительно мог видеть этот вал в
одном из эпизодов “Золотого дна”, но вроде бы ничего не сказал об этом Гейрину.
Многие старые фильмы сняты на такой вот живописной натуре, а Китайская шахта
разрабатывается с 1957 года, так что почему нет?
— Понимаете, для нас его связная речь равносильна чуду, —
добавил мистер Гейрин. — Как сегодня, он не говорил никогда.
— Понятно, — кивнул я. — То есть он вернулся в реальный мир,
так?
Я думал о тех людях, которых видел в корпусе, где жил брат
моего друга. Эти люди не имели ничего общего с реальным миром. Даже когда они
плакали, смеялись или издавали какие-то звуки.
— Именно так, — согласился Гейрин. — У него в мозгу словно
вспыхнул яркий свет. Я не знаю, что послужило тому причиной и как долго это будет
продолжаться, но…
Есть ли хоть какая-то возможность показать ему шахту, мистер
Саймс? Я знаю, что вы не имеете на это права, готов спорить, страховая компания
устроит скандал, если узнает об этом, но для Сета эта экскурсия, похоже, очень
важна.
А следовательно, и для всех нас. Денег у нас, конечно, в
обрез, но я могу дать вам сорок долларов за потраченное вами время.
— Я бы не сделал этого и за четыреста, — ответил я. — Такое
делается или бесплатно, или не делается совсем. Поедем. Возьмем один из наших
вездеходов.
Ваш старший сын может сесть за руль, если вы не возражаете.
Это тоже нарушение инструкции, но, как говорится, семь бед — один ответ.
А тому, кто, читая это, сочтет меня дураком (да еще дураком,
навлекающим неприятности на собственную голову), стоило бы увидеть, каким
счастьем осветилось в тот момент лицо Билла Гейрина. Я чертовски сожалею о том,
что произошло с ним и остальными членами его семьи в Калифорнии, о случившемся
я узнал только из письма его сестры, но поверьте мне, в тот день он был
счастлив, и я радовался, что приложил к этому руку.
Мы отлично проводили время до того, как пережили “легкий
испуг”.
