Почему-то мне вспомнились пять или шесть библиотечных книг,
оставшихся дома. Вернут ли их за меня в библиотеку или она вычтет стоимость
этих книг из моего наследства? Что за глупые мысли приходят человеку в голову,
когда он загнан в угол!
Перед тем как луч моего фонарика выхватил из темноты
мальчугана, он сменил мелодию. Новую я не признал, но его отец сказал мне
(после того как мы поднялись на поверхность), что мелодия эта из мультфильма о
мотокопах. Я упоминаю об этом лишь потому, что на мгновение или два у меня
возникло ощущение, что “ла-ла-ла” и “дум-ди-дум” вместе с ним выводил кто-то
еще и пели они дуэтом. Гейрин тоже это заметил, я увидел его лицо в отсвете
фонаря, он был испуган не меньше моего.
Пот струился по его лицу, рубашка прилипла к телу.
Потом он вытянул руку и сказал:
“Думаю, я вижу его! Я его вижу! Вон он!
Сет! Сет! “
Гейрин побежал к сыну, спотыкаясь о куски породы, но
каким-то чудом удерживаясь на ногах. Мне оставалось только молить Бога, чтобы
он не упал и не сшиб одну из стоек. Она бы рассыпалась в пыль, как и
человеческие кости, тонны породы погребли бы нас, и я бы ничего этого не
написал.
Тут и я увидел мальчишку в красной рубашке и джинсах. Он
стоял у торца штольни, рассеченного трещиной.
На мгновение , мне показалось, будто он хочет залезть в
трещину.
Я тут же понял, что он-то пролезет, а вот мы с нашими
габаритами — нет. Впрочем, как оказалось, такого желания у мальчика не было. Он
спокойно стоял перед трещиной, словно дожидался нас. Двигались только тени,
отбрасываемые моим фонариком.
Отец добрался до мальчугана первым и поднял его на ??уки.
Он прижался лицом к груди мальчика, поэтому не смог увидеть
того, что увидел я, да и то лишь на секунду. Сет улыбался, но у меня не
поворачивается язык назвать эту улыбку радостной.
Скорее, она наводила ужас.
Уголки его рта растянулись чуть ли не до ушей, я видел все
зубы мальчика. А его глаза едва не вылезали из орбит. Потом отец немного
отстранил его от себя, поцеловал, и жуткая ухмылка исчезла. Чему я очень
обрадовался.
С этой улыбкой он ничем не напоминал маленького мальчика, с
которым я познакомился у трейлера.
— Что это ты придумал? — спрашивал его отец. Он кричал, но
едва ли мальчик сильно напугался, потому что каждое слово сопровождалось
поцелуем. — Твоя мать перепугалась до смерти! Почему ты это сделал? Почему ты
забежал сюда?
Мальчик ответил, и его слова я запомнил очень хорошо, потому
что впервые слышал, как он говорит.
— Полковник Генри и майор Пайк велели мне прийти сюда.
Сказали, что я смогу увидеть Пондерозу.
Там.
— Он указал на щель в торце штольни. — Но я не смог.
Пондерозы нет.
Малыш положил голову на плечо отца и закрыл глаза, словно
заснул или потерял сознание.
— Пойдемте назад, — сказал я. — Я буду идти чуть сзади и
правее и освещать вам путь. Бежать не надо. И, ради Бога, постарайтесь не
свалить стойки, которые держат потолочные балки.
Как только мы догнали мальчика, “шум водопада” заметно
усилился. Мне почудилось, будто я слышу, как натужно скрипят деревянные стойки,
готовые развалиться под весом породы. Вообще-то я человек не впечатлительный,
но тут у меня разыгралось воображение. Я решил, что стойки пытаются заговорить
с нами. Советуют нам как можно быстрее выбираться отсюда.
Но я не смог устоять перед тем, чтобы не взглянуть на
трещину в торце.
Почувствовав ток воздуха, я понял, что трещина сквозная,
возможно, ведущая в подземную каверну. Воздух из щели шел раскаленный и очень
уж гадостный. Случайно я вдохнул его, и меня едва не вырвало. Я прикинул,
откуда могла идти такая гадость, но на ум ничего не приходило. “Дип эс”
разрабатывала здешнее месторождение меди с 1957 года, но таких глубоких
вентиляционных шахт здесь не бурили.
Трещина по форме напоминала зигзаг молнии или стилизованную
букву “S”. Ничего особенного я не заметил, но понял, что толщина скалы,
перегородившей штольню, два или три фута, а на другой стороне вроде бы какая-то
полость, из которой и вырывается горячий вонючий воздух. Вроде бы я увидел
красные искорки, танцующие над языками пламени, но, возможно, мне это лишь
почудилось, потому что искорки исчезли, как только я моргнул.
Я повернулся к Гейрину и сказал, что пора в путь.
— Одну секунду, дайте мне секунду, — ответил он и осторожно
натянул сапожок на ногу мальчика.
С бесконечной нежностью, ясно показывающей, сколь велика его
любовь к ребенку. — Готово. Теперь можем идти.
— Отлично, — ответил я.
— Главное — смотрите под ноги.
Мы торопились изо всех сил, но миновала вечность, прежде чем
впереди забрезжил свет.
В упомянутых выше кошмарах мне снился луч фонаря, скользящий
по черепам. На самом деле их было не так уж много, некоторые рассыпались в
пыль, но снились они мне тысячами, черепа напоминали яйца в картонке, и все они
улыбались той улыбкой, которую я увидел на лице мальчугана, когда отец
подхватил его на руки. А в глазницах мерцали красные искорки, вроде тех, что
поднимаются над костром.
Ужасная это была прогулка. Я то и дело поглядывал вперед,
надеясь увидеть дневной свет, но видел только тьму.
А когда я заметил светящееся пятно (маленький квадратик,
который я мог закрыть пальцем), порфирит затрещал на порядок громче, и я уже
подумал, что штольня решила прихлопнуть нас на самом выходе.
Словно дыра в земле обладала разумом!
Но в такой ситуации воображение чего только не нарисует.
Слышатся странные звуки. А уж какие появляются идеи, лучше не вспоминать.
Вот и насчет Рэттлснейк номер один кое-какие идеи остаются
со мной до сих пор. Я не собираюсь говорить, что там жили призраки, я не
написал об этом даже в отчете, который не предназначался для посторонних глаз,
но я не готов утверждать, будто призраков там нет вовсе.
В конце концов, где еще селиться призракам, как не в
штольне, в которой нашли смерть живые люди? Но вот по другую сторону скалы
(если я действительно видел красные искорки) обитали отнюдь не призраки.
Последняя сотня футов далась нам особенно тяжело.
Мне пришлось сжать волю в кулак, чтобы не рвануться к выходу
мимо мистера Гейрина.
По его лицу я видел, что и он пытается устоять перед тем же
чувством. И мы не побежали, возможно, потому, что не хотели пугать оставшихся
снаружи членов семьи. А они наверняка перепугались бы, если б мы выскочили из
штольни как угорелые. Мы вышли степенно, как и положено мужчинам, Гейрин с
сыном на руках, который крепко спал.
