Ночлежка давала пристанище людям отверженным, беззащитным, выходцам из трущоб Уортли. Ни один из них не имел постоянной работы, даже наиболее «преуспевающие» находились в полной зависимости от случайного заработка. Придет по каналу караван барж для загрузки, решит городское управление проложить новую сточную трубу или пурга наметет груды снега на мостовых — вот, как говорил Джерри, они и сыты. Некоторые занимались и вовсе странным ремеслом. Тряпичники, например, или «бутылки-банки» и помоечники — молчаливые фигуры в вонючих отрепьях, которые, согнувшись в три погибели и уставясь в землю, рыщут по всем помойкам города в надежде обнаружить бесценное сокровище — бутылку, чашку, выброшенную за ненадобностью, или ржавый металлический брусок. Чудную компанию составляли и уличные актеры. Был среди них акробат, который на потеху обитателей ночлежки ел сосиски, зажав их между пальцами ног; или злобный старикашка «слепой скрипач» — этот каждый вечер, сняв синие очки и поставив в угол палку, которой он, надрывая сердце прохожим, ощупывал дорогу на улице, ложился на койку и с удовольствием погружался в чтение «Курьера»; и еще вокалист, развлекавший своим пением очереди у театров, пылкий дублинец, для которого не существовало лучшего ужина, чем горячая «картоха» с селедкой. И, наконец, там обитали калеки — безногий человек, передвигавшийся на руках, симулянт-паралитик — болезненный юнец, который спекулировал на своих открытых язвах. Многие из них были испорчены до мозга костей, другие — тяжело больны. Скученные в низком, плохо проветривавшемся помещении, в лохмотьях, немытые, они храпели, вскрикивали во сне, распространяли зловоние, в кромешной тьме мешавшееся с едким смрадом отхожего места.
И как же быстро гибельная атмосфера ночлежки заразила Пола, озлобила, ввергла в отчаяние! Ему уже казалось, что он никогда не раскроет тайны; все больше томимый бездействием, он стал мечтать о решительном поступке, который раз и навсегда порвет узы, его опутавшие. Гнет несправедливости вконец истерзал его юную душу. Ночи напролет он проводил без сна, в тяжком раздумье. Горесть его возрастала день ото дня, заставляя все чаще возвращаться мыслями к тому, кто обрек на страдания его отца, — Мэтью Спротту.
В конце недели «Лэйнзская рекламная компания» перестала посылать на улицы сандвичменов. Выйдя со двора, Пол взглянул на Джерри; тот в ответ лишь передернул костлявыми плечами.
— Они часто отказываются от наших услуг и просто расклеивают афиши. Ладно, попытаем счастья на вокзале.
Они вдвоем отправились на вокзал и в течение двух дней украдкой от носильщиков, не допускавших такого нарушения своих прав, носили багаж пассажиров. Гроши, полученные на чай, помогли Полу продержаться до субботы. Вечером этого дня, когда они входили в ночлежку, Джерри вдруг остановился и показал ему на какого-то человека — высокого, мускулистого, лет так сорока, с бледным узким лицом, маленькими глазами и небритым подбородком. Он был в коричневом костюме и котелке; темный длинный шарф болтался у него на шее.
— А вот, приятель, изволь! — воскликнул Джерри, впрочем, понизив голос. — Это Кэслз… Да смотри не больно-то ему доверяйся.
Глава XXIV
В тот же вечер в маленькой комнатке с окном во двор, снятой Кэслзом на соседней улице, Пол встретился с тем, кого так страстно ждал. Джерри оказался прав. Этот человек был образован и несомненно умен. В его внешности было что-то от юриста — длинная тощая физиономия клерка, мертвые глаза с желтоватыми белками, холодный взгляд человека, составившего на своем веку немало хитроумных исков. Но кем бы он ни был или мог быть в свое время, теперь — это не подлежало сомнению — он опустился на самое дно.
— Вы хотите узнать обо мне, — заметил он, так внезапно прочитав мысли Пола, что тот вспыхнул. — Не надо. Я более не существую. — Его мертвые глаза ничего не выражали, но бледные губы сложились будто для презрительного вопроса. — Чего вы от меня хотите?
Скова молчание. Все еще ни слова не говоря и не сводя с него глаз, Пол протянул ему свернутый клочок бумаги, полученный от Прасти. Кэслз его развернул, небрежно пробежал глазами и с каким-то горьким безразличием отдал обратно.
— Так вот что привело вас сюда!
— Кто послал мне это письмо? Может быть… Может быть, мой отец?
Пауза, короткая, но насыщенная ожиданием.
— Что ж, это не исключено, — вяло ответил Кэслз.
— Значит, значит… Вы его видели?
— Возможно.
— В Каменной Степи?
— Да, в этом проклятом месте… Наши камеры были рядом. Мы перестукивались по ночам… если его не отправляли в одиночку.
Пол прижал ладонь к своему пылающему лбу.
— Как он? — Этот вопрос прозвучал точно вздох.
— Плохо. — Кэслз вынул из кармана кисет, оторвал листик рисовой бумаги и одной рукой скрутил себе папиросу. — Хуже быть не может.
Как ни храбрился Пол, стон, похожий на рыдание, вырвался из его груди.
— Неужто вам нечего мне сказать? Неужто нет для меня даже проблеска надежды?
— Надежда не живет в Каменной Степи.
Сердце Пола стучало так, что уши его полнились звоном, похоронным звоном. Нет, должно же что-то таиться за непостижимой, зловещей необщительностью этого человека. Он кусал губы до боли.
— Зачем же мне надо было разыскивать вас?
— Ваш старик знал, что я выхожу на свободу. И полагал, что нам надо встретиться. Он сунул мне эту чушь.
Пол взял пачечку бумаг, которую тот ему подал, — помятые клочки, испещренные карандашными каракулями. Но по мере того как он читал и перечитывал неразборчивые строки, пыл его пропадал. Это были лишь стоны, доносившиеся из мрака, без конца повторявшиеся протесты и сетования, свидетельство страданий, ножом вонзавшееся в сердце, и никаких новых данных, ничего, представлявшего собою реальную ценность. В полном унынии он поднял глаза на Кэслза, за все это время не утратившего своей холодной невозмутимости.
— Так, значит, вы ничем не можете помочь мне?
— Зависит от того, какой помощи вы от меня ждете, — неторопливо ответил Кэслз, затягиваясь папиросой.
— Бы знаете, чего я хочу! — страстно выкрикнул Пол. — Спасти несчастного, который заживо погребен вот уже пятнадцать лет.
— Из этой могилы не встают.
Вне себя Пол закричал:
— Я вытащу его оттуда! Он не виновен… и я это докажу… Я найду настоящего убийцу.
— Никогда. — Голос Кэслза звучал высокомерно. — После пятнадцати лет у вас нет ни малейшего шанса. Настоящий убийца может быть за тысячи миль отсюда. Может жить под другим именем, с новыми документами или умереть. Это безнадежно.
Он дожидался, пока смысл его слов дойдет до Пола, не сводя с него своих желтых глаз, внезапно подернувшихся туманной дымкой.
— Почему вы не идете по следам реального убийцы… того, кто загубил Мэфри?
— Кого вы имеете в виду?
