Она внимательно вглядывалась ему в лицо целую минуту.
— Какая жалость… Столько попусту растраченных усилий!
— Я занимался научной работой, — резонно заметил он, придавая своей возне с пилюлями и духами более приемлемый вид.
— Простите, что так говорю, — с жаром произнесла Кэти, — все это очень хорошо для некоторых. Но для такого человека, как вы, для такой личности… — Она зарумянилась, но храбро продолжила: — Да, талантливой, отказаться от шанса помогать людям, больным и страдающим… Ведь это и есть настоящее предназначение врача. Какая жалость, просто плакать хочется. — Тут ей пришла в голову мысль. — А вы не думали вернуться к своей профессии?
— В столь преклонном возрасте! — Поспешно, чтобы исправить ложное впечатление, какое могла произвести на нее эта неудачная фраза, он добавил, простительно уменьшив цифры: — Я не так далек от сорока пяти.
— Ну и что! Вы здоровы, подтянуты, в расцвете сил, да и молодо выглядите. Почему бы вам не вернуться к настоящему делу? Вспомните притчу о зарытых талантах.
— С моих талантов мне придется стряхнуть довольно много пыли.
После ее приятного замечания о его моложавом виде он улыбнулся так заразительно, что она была вынуждена тоже улыбнуться в ответ.
— По крайней мере, вы развеяли мой страх перед оспой. А ведь я пыталась рассказать вам о бедренной артерии. Какое нахальство с моей стороны!
Они умолкли ненадолго. Она была такой милой с отблесками огня на серьезном молодом лице, вокруг которого сгущались незаметно подкравшиеся сумерки. Его захлестнула волна почти отеческой нежности. Он привстал.
— Позвольте подлить вам еще супа.
— Нет-нет, суп действительно вкусный, мне стало гораздо лучше, но я хочу, хотела бы… продолжить наш разговор.
— Вы настаиваете на этой теме? — Он насмешливо изогнул брови.
— Да, настаиваю. В моем представлении вот такой должна быть жизнь — помогать людям. Для этого мы здесь, чтобы делать все возможное друг для друга. И самое главное — это милосердие… Меня воспитали в этой вере. Поэтому я выучилась на медсестру.
Духовная подоплека ее заявления слегка его обескуражила, но он принял его с пониманием и твердо произнес:
— Кэти, вы чудесная медсестра — я ведь видел вас в деле. Ваша работа вызывает восхищение и уважение, хотя, если честно, мне кажется, она вам не совсем по силам, но мы пока об этом не будем. Знаете, я уверен, вы могли бы применить свои таланты на другом, скажем так, более высоком уровне и получить ощутимые и полезные результаты. Погодите минутку. — Он мягко предотвратил ее попытку перебить его и продолжил: — С тех пор как мы познакомились, я от вас кое-что скрывал, причем намеренно. Мне хотелось, чтобы вы прониклись ко мне симпатией за мои собственные заслуги, если таковые имеются. — Он улыбнулся. — Надеюсь, я вам нравлюсь?
— Ну конечно, даже очень, — ответила она с пылкой искренностью. — До сих пор я не встречала человека, который… произвел бы на меня такое впечатление.
— Спасибо вам, дорогая Кэти. Итак, теперь я могу сообщить вам со всем смирением, что я довольно состоятельный человек. Простите, что не могу подобрать менее грубые слова, но фактически я неприлично, прискорбно богат — и никогда прежде я этому так не радовался, как сейчас, потому что я могу многое сделать для вас. Нет, пожалуйста… — Он снова поднял руку. — Вы должны позволить мне договорить. — После паузы он продолжил, перейдя на серьезный лад: — Я одинокий человек, Кэти. Мой брак оказался несчастливым… Говоря прямо, это была трагедия. Моя бедная супруга годами была заперта в учреждении для душевнобольных, где и умерла. Детей у меня нет, как нет никого, о ком я мог бы заботиться. Всю свою жизнь я много работал. Потом довольно рано ушел на покой, и теперь у меня в избытке свободного времени и больше материальных благ, чем мне нужно или чем я заслуживаю. — Он опять помолчал. — Вы уже слышали от меня, что я в величайшем долгу перед вашей семьей — не спрашивайте почему, иначе мне придется вспомнить о своей некрасивой и неблагодарной юности. Скажу лишь одно: я должен оплатить этот долг и хочу сделать это, заботясь о ваших интересах. Я вытащу вас из этой серой среды, подарю подходящее окружение и все то, что вы заслуживаете. У вас будет богатая, насыщенная жизнь. О праздности, разумеется, речи не идет, а так как у вас гуманные идеалы, то вы сможете осуществить их при моем содействии, с теми ресурсами, что я предоставлю в ваше распоряжение.
Пока он говорил, она смотрела на него с растущим волнением, а теперь, когда он умолк, потупила взгляд и довольно долго хранила молчание. Наконец она сказала:
— Вы очень добры. Но это невозможно.
— Невозможно?
Она опустила голову.
— Почему? — настойчиво спросил он.
Снова наступила тишина.
— Вы, наверное, забыли… но в тот первый день я сказала вам, что собираюсь оставить эту работу ради чего-то лучшего. В конце следующего месяца я уезжаю в Анголу… чтобы работать с дядей Уилли в «Миссии».
— О нет! — громко воскликнул он, потрясенный.
— Но это так. — Слабо улыбнувшись, она подняла глаза и встретилась с его взглядом. — Седьмого числа следующего месяца дядя Уилли возвращается домой, чтобы забрать меня. Мы вылетим вместе двадцать восьмого.
— И на сколько вы там останетесь? — отупело спросил он.
— Навсегда, — просто ответила она. — Вчера я подала заявление об уходе медицинскому инспектору.
В комнате повисла продолжительная тишина. Кэти уезжала — он быстро подсчитал — через пять недель. Новость опустошила его — все надежды рухнули, планы фатальным образом провалились — нет, он не мог смириться. Проекты, хорошо продуманные и взлелеянные, возымели над ним власть — не столько ради нее, сколько ради него самого. Ей предстояло стать его миссией в жизни. И никакой бессмысленной идее вроде желания принести себя в жертву и сгинуть в тропических джунглях этому не помешать. Никогда, никогда. Но тут способность здраво рассуждать начала постепенно к нему возвращаться, и он увидел, что сейчас нельзя противоречить Кэти, иначе он рискует навсегда ее потерять. Он должен дождаться шанса и переубедить ее, а на это требовалось время. Когда Мори заговорил снова, голос его звучал спокойно, с уместным сожалением.
— Для меня это жестокое разочарование, Кэти, фактически удар. Но я вижу, что вы преданы идее миссионерства всей душой.
Она готовилась услышать возражение, а вместо него прозвучало тихое смирение, и глаза ее засияли от благодарности.
— Как хорошо вы меня понимаете.
— Я помогу вам. — Эта мысль, видимо, его приободрила. — Со следующей же почтой Уилли получит пожертвование для «Миссии» — причем солидное. Вам лишь остается дать мне его адрес.
— Ой, конечно-конечно. Не знаю, право, как мне вас благодарить!
— Но это только начало, моя дорогая. Разве я не говорил, как много хочу для вас сделать? И время это докажет. Что касается ближайшего будущего — дайте подумать. Как вы там сказали, когда вернется Уилли?
