— А, ты вернулся, — вымолвил, наконец, Баррас. — Вот неожиданное удовольствие!
Артур не ответил. Он наблюдал за отцом, который подошёл к столу, положил на него газеты и какие-то пакетики, болтавшиеся у него на руке. Передвигая и раскладывая все эти вещи на столе, Баррас заговорил:
— Тебе, конечно, известно, что война все ещё продолжается. Я своих убеждений не изменил. И ты знаешь, что мне здесь бездельники не нужны.
Артур сказал глухо:
— Я не бездельничал, я сидел в тюрьме.
Баррас издал короткое восклицание, все ещё переставляя вещи на столе.
— Ты сам предпочёл тюрьму, — не так ли? И если ты не одумаешься, то легко можешь опять угодить туда. Тебе это понятно или нет?
— Мне теперь очень многое стало понятно. Тюрьма хорошо помогает во всём разобраться.
Баррас перестал возиться с пакетами, искоса метнул взгляд на Артура. Начал ходить по передней взад и вперёд. Вынул свои красивые золотые часы и посмотрел на них. Наконец, сказал с проблеском враждебности:
— После завтрака у меня деловое свидание. Вечером — два заседания. Сегодня у меня очень трудный день. И мне, право, некогда терять с тобой время, я слишком занят.
— Слишком заняты подготовкой победы, отец? Это вы хотели сказать?
У Барраса лицо налилось кровью. На виске сразу заметно вздулись жилы.
— Да! Если тебе угодно так ставить вопрос, — я делаю, что могу, для того, чтобы мы выиграли эту войну.
Крепко сжатые губы Артура злобно искривились. Мощный прилив непосредственного чувства захлестнул его.
— Не удивительно, что вы горды собой. Вы патриот. Все вами восхищаются. Вы заседаете в комиссиях, ваше имя упоминается в газетах, вы произносите речи о славных победах, когда тысячи людей лежат убитые в окопах. А тем временем вы куёте деньги, тысячи, десятки тысяч фунтов, выжимая все соки из рабочих «Нептуна», и вопите, что это делается для Короля и Отечества, тогда как на самом деле делаете это для себя самого. Да, вот как обстоит дело. — (Его голос звучал всё громче.) — Вам всё равно, что люди умирают. Вы думаете только о себе.
— Во всяком случае, я до тюрьмы не докачусь, как другие, — заревел Баррас.
— Как знать! — Артур тяжело дышал. — Похоже на то, что вы скоро там будете. Я не собираюсь отбывать наказание вместо вас.
Баррас, быстро шагавший по передней, круто остановился. Он даже рот разинул.
— Что такое? — воскликнул он тоном крайнего изумления. — С ума ты сошёл, что ли?
— Нет, — возразил Артур запальчиво. — Не сошёл, хотя легко мог сойти.
Баррас уставился на него, затем пожал плечами, как бы говоря, что Артур безнадёжен. Он снова вынул часы, все тем же суетливым жестом, и взглянул на циферблат своими небольшими, налитыми кровью глазами.
— Я должен идти, — сказал он невнятно. — У меня назначено важное деловое свидание после завтрака.
— Нет, не уходите, — остановил его Артур. Он дошёл уже до со стояния белого каления, сжигаемый той ужасной правдой, которую узнал.
— Что… — Баррас с багровым лицом отступил к лестнице.
— Выслушайте меня, отец, — сказал Артур. Голос его жёг как огонь. — Я теперь все знаю относительно катастрофы в руднике. Роберт Фенвик перед смертью написал записку. Она у меня. Я знаю, что виноваты во всём были вы.
Баррас заметно вздрогнул. Казалось, на него внезапно напал страх.
— Что ты говоришь?!
— Вы слышали, что я сказал.
В первый раз во взгляде Барраса проскользнуло виноватое выражение.
— Ложь! Я это категорически отрицаю.
— Можете отрицать. Я нашёл план старой шахты.
Лицо Барраса страшно налилось кровью, жилы на шее потемнели и вздулись. Он покачнулся и инстинктивно опёрся о стол.
— Ты сумасшедший, — пробормотал он, заикаясь. — Ты лишился рассудка. Я не желаю тебя слушать.
— Вам следовало бы вовремя уничтожить план, отец.
Барраса вдруг покинуло самообладание. Он закричал:
— Что ты понимаешь в этом? С какой стати мне что-нибудь уничтожать? Я не преступник. Я поступал так, как считал нужным. И не желаю, чтобы ко мне приставали с этим. Все это кончено. У нас война… Мне надо к двум часам ехать по делу… на заседание.
Совершенно задыхаясь, все с тем же потемневшим, налитым кровью лицом, он ухватился за перила и сделал попытку пройти мимо Артура.
Артур не двинулся с места.
— Что же, идите на своё заседание. Но я теперь знаю, что это вы убили тех людей. И я постараюсь, чтобы они были отомщены.
Все тем же захлёбывающимся, возбуждённым голосом Баррас продолжал:
— Мне надо платить всем жалованье. Мне надо сделать копи доходными. Я должен использовать все возможности так, как это мне удаётся. Все мы только люди. Все ошибаемся. У меня были самые лучшие намерения. Это всё кончено, все позади. Следствия нельзя производить вторично. Мне нужно позавтракать и к двум быть на заседании…
Он сделал привычный торопливый жест, нащупывая карман, чтобы достать часы. Но, не найдя кармана, тут же забыл об этом и как потерянный смотрел на Артура.
У Артура сжалось сердце. Ведь это его отец, и он его любил когда-то. Но голос его был бесстрастен как голос человека, отрешившегося от личных чувств.
— В таком случае я передам план куда следует. Вы не можете помешать мне сделать это.
Баррас сжал лоб руками, как будто хотел успокоить биение крови.
— Право, не понимаю, о чём ты тут толкуешь, — промычал он невнятно. — Ты забываешь, что у меня заседание. Мне ещё надо умыться, позавтракать. К двум… — Он таращил глаза на Артура с каким-то ребяческим недоумением. Конвульсивным движением вытащил часы. Посмотрел на них хмуро, с сердитым выражением, потом торопливо сделал несколько шагов и, пройдя мимо Артура, стал подниматься по лестнице.
Артур всё стоял в передней, с вытянувшимся, словно сразу похудевшим лицом. Он ощущал внутреннюю пустоту и безнадёжность. Он пришёл сюда, готовый сражаться, отчаянно бороться за свои убеждения, требовать справедливости. И вот — никакого сражения, никакой борьбы, никакой справедливости. Нет, правда не восторжествует. Он никуда не передаст план. Слишком жалка была эта оболочка, оставшаяся от того, кто некогда был человеком, от его отца. Сгорбившись, он прислонился к перилам; он чувствовал себя раздавленным лицемерной, безжалостной жизнью. Глубокий вздох вырвался из груди. Он слышал движение отца наверху: неровные и быстрые движения, гулкие шаги. Он услышал звук льющейся воды. Потом, в ту минуту, когда он повернулся с намерением уйти из дому, вдруг послышался стук, как будто упало что-то тяжёлое. Он снова повернулся к лестнице, прислушиваясь. Все тихо. Ни звука больше не слышно. Он бросился наверх. С другой стороны спешила уже и тётя Кэрри. Оба добежали до ванной и забарабанили в дверь. Ответа не было. Тётя Кэрри испуганно взвизгнула. Тогда Артур налёг на дверь и ворвался в ванную.
