— Идём, Минни, — сказал он хрипло. — Я принёс твой выигрыш — десять шиллингов. Но это — пустяк по сравнению с тем, что я добуду для тебя завтра.
— О! — сказала Минни разочарованно. — Всем вам нужно от девушки одно и то же.
— Идём! — повторил Джо.
И Минни пошла. В этот вечер Джо шляпы не купил. Но, благодаря этому вечеру, он впоследствии купил себе не одну шляпу, а несколько.
XX
Деревья на аллее стояли тихо под проливным дождём, роняя капли с потемневших от копоти ветвей. Своими унылыми, неясными очертаниями они напоминали плакальщиц, выстроившихся вдоль аллеи, рыдающих в печальных сумерках.
Но Дэвид, торопливо шагавший по мокрой аллее, не замечал плачущих деревьев. Голова его была опущена, на лице застыло сосредоточенное выражение. Весь во власти одной упрямой мысли, он дошёл до дому, позвонил и стал ждать. Дверь сразу же открыли, — но не горничная Энн, а Хильда Баррас, которая при виде Дэвида неожиданно покраснела.
— Как вы рано! — воскликнула она, тотчас же овладев собой. — Слишком рано. Артур у отца в кабинете.
Дэвид вошёл в переднюю и снял с себя мокрое пальто.
— Я пришёл пораньше, потому что мне нужно поговорить с вашим отцом.
— С отцом?! — Она старалась принять иронический вид, но внимательно всматривалась в его лицо. — Как серьёзно вы говорите это!
— Разве?
— Да, ужасно серьёзно.
Он уловил в её голосе сарказм, но ничего не отвечал. Ему чем-то нравилась Хильда, её неумолимая резкость была, по крайней мере, искренна. Хотя ей явно хотелось узнать, что он затеял, она не стала расспрашивать и только равнодушно заметила:
— Я уже вам сказала, что они оба в кабинете.
— Могу я пройти туда?
Она пожала плечами, не отвечая. Дэвид перехватил брошенный на него взгляд тёмных глаз, затем она повернулась на каблуках и ушла. С минуту он стоял, собираясь с мыслями, потом поднялся по лестнице. Постучал и вошёл в кабинет.
В комнате, ярко освещённой, было тепло, в камине пылал огонь.
Баррас сидел за письменным столом, а Артур стоял у камина, лицом к нему. При входе Дэвида Артур улыбнулся дружелюбно, как всегда. Баррас же поздоровался с ним далеко не так сердечно. Он повернулся в своём кожаном кресле и вопросительно посмотрел на Дэвида.
— Что скажете? — спросил он отрывисто.
Дэвид перевёл глаза с сына на отца. Решительно сжал губы.
— Я хотел бы поговорить с вами, — сказал он Баррасу.
Баррас откинулся на спинку стула. У него сегодня было превосходное настроение. С дневной почтой он получил письмо от лорда-мэра Тайнкасла, который просил его принять на себя обязанности председателя организационной комиссии по постройке нового корпуса к Городскому Королевскому госпиталю. Он уже имел звание судьи, состоял три года председателем местного Комитета просвещения, а теперь ещё новое приглашение. Он был доволен, потому что уже чуял впереди титул, как откормленный мастиф нюхом чует кость с мясом. Своим изящным и аккуратным почерком (в «Холме» пишущих машинок не водилось) он писал лорду-мэру, подобающим образом выражая своё согласие. Сидя здесь, у себя в кабинете, он казался олицетворением какого-то почти животного довольства судьбой, которая была к нему столь милостива.
— О чём же это вы хотите говорить? — воскликнул он. И, заметив взгляд, который Дэвид бросил на Артура, прибавил нетерпеливо: — Начинайте же. Если это относительно Артура, то ему полезно послушать.
Дэвид быстро, решительно перевёл дыхание. В присутствии властного, критически настроенного Барраса то, что он намеревался сказать, вдруг показалось ему нелепым и самонадеянным. Но он решил говорить с Баррасом, и ничто не поколеблет его решимости!
— Это относительно новых разработок в «Парадизе», — заторопился он раньше, чем Баррас успел сказать ещё что-нибудь. Конечно, я не имею права говорить об этом, я теперь не работаю в копях. Но там работает мой отец и два брата. Вы моего отца знаете, мистер Баррас, он тридцать лет работает шахтёром, и он не паникёр. Но с тех пор как вы заключили новый договор и начали вскрывать целик, он страшно беспокоится, как бы не произошло прорыва.
Молчание. Баррас продолжал изучать лицо Дэвида холодно-испытующим взглядом.
— Если вашему отцу не нравится в «Парадизе», он может уйти. С этой же самой бредовой идеей он носился семь лет тому назад. Он всегда был смутьяном.
Дэвид чувствовал, что в нём закипает кровь, но заставлял себя говорить спокойно:
— Не только моему отцу, но и очень многим рабочим там не нравится. Они говорят, что вы ведёте разработку слишком близко к старому отвалу, к выемкам в старом «Нептуне», которые, вероятно, доверху залиты водой.
— В таком случае они знают, что можно сделать, — сказал ледяным тоном Баррас. — Они могут уйти.
— Нет, не могут. Им приходится думать о куске хлеба. Почти у каждого есть жена и дети, которых надо кормить.
Выражение лица Барраса незаметным образом изменилось, стало ещё жёстче.
— Тогда пускай обращаются к своему Геддону. Ведь он для этого и поставлен, — не так ли? Ему платят за то, чтобы он принимал от них жалобы. А вас это дело совершенно не касается.
Атмосфера внезапно стала сгущённой, — и Артур смотрел то на Дэвида, то на отца со всё возраставшим беспокойством. Артур не выносил неприятностей, и всё, что грозило неприятной сценой, вызывало в нём острую тревогу. Дэвид не сводил глаз с Барраса. Он был бледен, но решимость и самообладание не покидали его.
— Я прошу только, чтобы вы внимательно выслушали то, что эти люди думают вам сказать.
Баррас отрывисто засмеялся.
— Ну, конечно, — сказал он язвительно. — Так вы рассчитываете,. что я буду сидеть тут и слушать, как мои рабочие учат меня делу.
— Значит, вы ничего не сделаете?
— Ровно ничего!
Дэвид стиснул зубы, сдерживая бушевавший в нём гнев. Сказал тихо:
— Очень хорошо, мистер Баррас. Раз вы так неправильно толкуете то, что мною сказано, мне незачем говорить больше. Конечно, моё обращение к вам неуместно.
Он постоял ещё немного, как бы надеясь, что Баррас заговорит, потом повернулся и спокойно вышел из кабинета.
Артур не сразу последовал за ним. Молчание затянулось.
Наконец, Артур сказал робко, опустив глаза:
— Я не думаю, чтобы он хотел тебя обидеть, папа. Дэвид Фенвик — славный малый.
Баррас не отвечал.
Артур покраснел. Несмотря на то, что он принял очень много холодных ванн и успел чуть не наизусть выучить всю серию красных брошюрок, он всё ещё не отучился от позорной привычки краснеть.
Но он продолжал с каким-то отчаянием:
