– Хорошо. Мы выполним вашу просьбу.
Тут его взгляд стал хитрым:
– Только вы готовы лично поручиться за этого химика? Что он сделает нужное нам дело и не сбежит?
– Готов, товарищ главнокомандующий! Даже если у него и не получится, у меня совесть чиста будет – я сделал все, что мог.
– А если он сбежит, знаете, что с вами будет?
Я уже устал. Беседовали мы второй час, поэтому сказал, что думал:
– Больше пули не дадут. А рано или поздно – все там будем. Так что для хорошего дела всегда готов рискнуть.
Сталину ответ, видно, понравился. Он, по слухам, под настроение и не такие дерзости мог прощать. Вот и сейчас, пожевав губами, улыбнулся и, ткнув в мою сторону мундштуком трубки, сказал:
– Мне нравятся смелые люди, не боящиеся рискнуть. И я подумаю над вашими словами насчет незаменимых.
После этого разговор опять пошел про меня. Обнадежив, что память может вернуться, Сталин вспомнил пару своих боевых эпизодов и минут через двадцать свернул разговор.
Когда уже ехали в машине, Берия затребовал данные на химика из КБ. Записав все, что ему продиктовал, он, положив блокнот в карман, сказал, что теперь, похоже, одним освобожденным дело не закончится. Теперь многие материалы будут пересмотрены. Ого! Если уж страшный нарком такое говорит, похоже, перемены грядут нешуточные. Он-то Сталина лучше меня знает, и все недомолвки и взгляды расшифровывает на раз. Похоже, Лаврентий Павлович что-то уже понял, что мне осталось непонятно, и готов к действиям. Ну и зер гут. У нас ведь столько сидельцев в лагерях парится. Причем помимо борзых, социально близких уголовников, куча действительно толковых людей. Да если хоть человек пятьдесят бывших комдивов освободят, это уже может поменять ситуацию на фронте. Ну а ученых сколько на киче торчит? Они же на свободе оборонку ух как круто поднять могут! Под эти мысли, был довезен до гостиницы и там оставлен. А марку машины, на которой катались, я успел разглядеть – «Паккард». Страшная крутизна для этого времени. М-да… У Лаврентия Палыча явно губа не дура…
От всех этих бесед с сильными мира сего устал, блин, как последняя колхозная проститутка. Скинул в номере сапоги и завалился на застеленную кровать. Разговор с верховным, похоже, получился. Только вот фраза по-грузински не давала сразу вырубиться. Я ведь не зря в Закавказье жил. Немного тамошний язык понимаю. Чуть-чуть по-чеченски, чуть-чуть по-армянски. И по-грузински немного. Всю фразу, конечно, не понял, но даже те несколько слов, что были понятны, заставили задуматься. Так вот, вождь сказал Берии, дескать теперь он уверен, что я тот человек, о котором Вольф говорил. Вольф – явно немецкое имя. Что обо мне Сталину мог какой-то фриц говорить – непонятно. Причем явно положительное, это из общего тона понятно было. И почему Виссарионыч его вообще слушал? О личном советнике вождя с таким именем я не слышал и теперь пребывал в растерянности. Информации маловато для выводов. Может, он какой-то жутко засекреченный советник? Или типа Распутина при царе… Только вспомнил Распутина, аж жаром обдало. Вольф… Неожиданно, по ассоциации, вспомнил только одного известного человека, жившего в это время с таким именем в Союзе. Вольф Мессинг! Как сейчас бы сказали – экстрасенс. Причем очень сильный. И он к Сталину доступ имел. Гитлер, тот вообще на мистике повернутый был. Окружил себя целой толпой прорицателей. Общество целое создал, обозвав его «Наследие предков». За нашим вождем такого не замечали. Но за ним много чего не замечали. Секретность на уровне была. Мог Сталин быть мистиком? Да еще как мог! Обучение в семинарии даром не проходит. Интересно только, что же ему Мессинг про меня сказал? Ну, это узнать явно нереально. Зато теперь, вычислив таинственного Вольфа, я наконец заснул.
* * *
Трясясь в кузове под рваным тентом, переиначивал старую песню. Эх дороги, грязь да туман. Холода, тревоги и сплошная грязь. Блин! Мы еще в наше время жалуемся на плохое покрытие дорог! Тут его вообще нет. Грязюка страшнейшая. Вязнут машины, танки, даже тракторы буксуют. Наполеон Москву смог взять только потому, что на лошадях передвигался и более или менее смог дотащиться до города. Был бы он, как фрицы, на технике, не видать ему Москвы, как своих ушей. Нам просто с началом войны не повезло. Лето было страшно сухое, и немцы, весело подпрыгивая, смогли осуществить начало плана блицкрига. Были б дожди – дальше старой границы они хрен бы прошли. Вот и сейчас все влипло в грязь, с обеих сторон фронта. Наступление само по себе остановилось. Сверху дождь, снизу слякоть, какая уж тут война. Ничего, гансы. Скоро еще и морозы начнутся. Это вам не в Европах – плюс пять – уже холодно. А минус сорок не хочешь? Дороги, правда, станут проходимыми, но вот с теплыми шмотками у вас жопа. Еще немного продвинетесь и встанете намертво, морозя уши и носы. Потом даже медаль такую введут «За зимнюю кампанию», где изображены каска, как на могилке, и замерзший орел, сжимающий в заиндевелых лапах свастику. Она так и будет на жаргоне называться «Мороженое мясо». Но пока морозов нет и с неба просто льет холодный дождь. Немцы позавчера сделали последний рывок и, вляпавшись в эту кашу на дорогах, остановились. На этот раз, похоже, надолго.
Засунув нос в воротник шинели, прикидывал, какие помимо остановки немецкого наступления еще есть новости. Ведь за полтора месяца, что прошли после разговора со Сталиным, в стране явно происходили перемены. Малозаметные и глухие, но это, похоже, было начало. В армию, где мы сейчас находились, прибыло девять новых командиров полков из бывших сидельцев. А по всему фронту сколько таких? Даже не знаю. В тылу тоже свежеотпущенные головастики на месте не сидели. Тот мужик из КБ, Прохоров Федор Ильич, выйдя из лагеря, самым активным образом включился в работу. Результаты, правда, пока не ахти, но граната уже летит по прямой, а не извилистым зигзагом. Шлеп! Холодная капля упала за шиворот и отвлекла от глобальных мыслей. Вот, биомать, супермены! В тылах у фрицев чудеса творим, а тент нормальный добыть не можем. Все – по приезде иду к снабженцам, и если по-хорошему не дадут, то стырю. А еще лучше из фанеры кунг сделаем и будем как белые люди ездить. Надоело уже мерзнуть и мокнуть! Вторую неделю на колесах живем. И сейчас – очередной раз меняем место дислокации, постоянно выпихивая машину из колдобин. До места назначения еще километров двадцать, такими темпами хорошо если к ночи доедем. Ну вот, опять встали… Снова вывалились из кузова и стали с помощью окружающих нас бойцов пихать машину. Достала уже эта слякоть!
* * *
Вжик, вжик! Бух! На секунду высунув нос из воронки, огляделся. Вжик! Да сколько же вас там! Только танков штук двенадцать. Правда, два уже хорошо дымят. И пехоты, похоже, – с пару рот будет. А нас тут от силы взвод. Да и как еще сказать взвод – щеглы, курсанты из пехотного училища, и какие-то степенные мужики из хозвзвода госпиталя. Блин! И свалить нет возможности. За нами этот самый госпиталь, сейчас спешно эвакуируемый. Вот попал! Сюда мы с шофером заехали по пути с завода, проведать Мишку Северова, парня из наших радистов. А на завод я мотался к гранатометчикам. Прохоров, спец реабилитированный, все-таки сделал невозможное. Гранатомет теперь уверенно бил на шестьдесят метров. Заряд пока только фугасный. До кумулятивного они еще не добрались. Но глаза Ильича горели, как у отца Федора, стырившего колбасу, и я не сомневался, что месяца через два будет и кумулятивная граната. Постреляли на полигоне – мне понравилось. Эти изобретатели, похоже, сами не ожидали такого эффекта и ходили с ошарашенным видом. Такой же вид имели и два генерал-лейтенанта из военприемки. Осмотрев развороченные катки Pz.III и перевернутое от взрыва орудие, они цокали языками и активно строчили в своих блокнотах. Когда же я захотел забрать несколько ящиков неиспользованных РПГ, приемщики грудью встали на их защиту. Дескать, секретное оружие, ну и все такое прочее. Один даже дулю в запарке мне показал. Щас! Не таких лопошили! Я на них наехал по всем правилам. Говорил, что имею устное распоряжение самого (при этом потыкал пальцем в небо) для испытания небольшой пробной партии, именно в силу ее секретности, в нашей группе. Генералы проследили за пальцем, пошушукались и дали два ящика. Крохоборы. Загрузив укупорки в кузов, покатили обратно. И тут я вспомнил про Мишку. Он словил осколок и валялся в госпитале. Думал ему привет передать и продуктов подкинуть, а то на госпитальном пайке ноги можно протянуть быстрее, чем от ранения. Передал, блин, привет…
