Часов в девять вечера, оставив на всякий случай двоих бойцов в доме, пошли на заранее распределенные места. Снег то прекращался, то начинал идти опять, но постепенно тучи разогнало и видимость в свете появившейся луны была просто исключительная. Глядя на пятнистый спутник Земли, подумал, что было бы классно, если сегодня все закончится. С таким небесным прожектором, да еще на белом фоне, нападающих как в тире расстреляем. Но часам к пяти утра, основательно промерзнув, понял, что на сегодня все отменяется. Макизарам ведь еще время нужно будет для того, чтобы к своей базе затемно добраться. А до рассвета часа два всего осталось…
Только хотел поделиться этой мыслью с напарником, как вдруг услышали глухой звук мотора. Оп-па! Холод сразу куда-то исчез, и я стал напряженно вглядываться в изломанный контур старой мельницы. Машины так и не увидел, но движок, пофыркав, замолк, а потом, минут через пятнадцать, с той стороны стали выныривать силуэты идущих гуськом людей. Наша пара находилась ближе всех к противнику, поэтому сейчас я, как старшина Васков из известного фильма, беззвучно считал проходящих мимо налетчиков… Восемь… Девять… Десять… Все? Вроде все… Итого десять ухарей с автоматами, да еще и одним пулеметом, бодрым шагом двигаются к шато. И возле грузовика наверняка кто-то остался. Кстати, этот кто-то и есть наша, с Федором Рыжковым, основная задача. Вовсе не улыбалось, если вдруг какой-нибудь особо шустрый фрукт свалит на машине. Надо, чтобы команда ловцов просто исчезла. Лимонники, конечно, поймут, что их людей положили, но зато потом, когда немцев из Франции вышибут, к Кравцовым за убийство солдат претензий предъявить не смогут. Не будет ни свидетелей, ни доказательств. Да и меня тут искать сразу перестанут. В самом деле – не идиот же русский дипломат, оставаться в рассекреченном месте? Так что все должно срастись нормально.
Тем временем облитые луной фигуры перли прямо на пулеметчика, огибая теплицы справа. Показав напарнику, чтобы он оставался на месте, отполз чуть ближе к мельнице и приготовился к рывку. Федька мне будет спину прикрывать – вдруг кто-нибудь сможет вырваться из огневого мешка, а уж с той максимум парой человек, что, возможно, остались возле машины, я и сам разберусь. Откинув приклад MP-40, вглядывался в обшарпанные стены мукомольни, но пока никого не видел. А когда сзади басовито заговорил пулемет, не теряя ни секунды, рванул к мельнице, как на крыльях. В пять секунд добежал до стенки и осторожно заглянул в проем. Так и есть – двое. Один, стоя возле здоровенного каменного бублика, валяющегося на земле, напряженно вглядывался во вспышки выстрелов и что-то по-французски орал трущемуся возле грузовика человеку. Второй, судя по всему, – водила, суетливо подпрыгивал на месте, а потом распахнул дверцу кабины, наверное, собираясь завести свой пепелац.
А вот фиг вы угадали! Автомат коротко татакнул, и француз отвалился от машины, упав под колеса. Я тут же перенес огонь на второго, но тот гад оказался шустрым и почти успел нырнуть за жернов. Только вот почти – не считается. Судя по тому, как противник вскрикнул, свою пулю он не пропустил. Стоя на колене и прижав приклад к плечу, я настороженно водил стволом по сторонам, выискивая возможных затаившихся врагов. Но никто больше не появлялся. Слышны были только все более редкие выстрелы со стороны поля и слезливое бормотание раненого, лежащего за каменным бубликом. Несколькими перекатами проскочил за машину, все время опасаясь гипотетического третьего, который мог затаиться на втором этаже мельницы. Но по мне никто не стрелял, только подраненый лягушатник, откинув подальше винтовку, кособоко встал, опираясь на жернов и глядя в ту сторону, откуда я минуту назад его подстрелил. Не особо обращая на недобитка внимание, нащупал под ногами половинку кирпича и крикнув:
– Граната!
Метнул его в выбитое окно на втором этаже. Француз, услышав мой вопль, шарахнувшись в сторону, упал, а вот на мельнице была тишина. Никто там кипеж не поднял, спасаясь от гранаты. Значит, действительно пусто… Ну вот и славно. Адреналиновая волна, которая накрыла с начала боя, стала отпускать, поэтому опять заболели голова и ребра, которые потревожил скачками по этим развалинам. Выстрелы возле теплиц прекратились совсем, и я подошел к поднявшемуся французу, в котором с удивлением узнал баклажаноносого знакомца. Совсем хорошо, будет кого вдумчиво поспрашивать… В этот момент через заборчик легко перепрыгнул Федор.
– Как тут у тебя?
– Чисто. Даже «языка» взял.
– И мужики тоже закончили. Сейчас сюда подойдут.
– Потерь нет?
– Еще не знаю точно, но вроде нет.
Вскоре показались наши партизаны. Потерь действительно не было. Только Генка-пулеметчик получил в руку по касательной, но это относилось к разряду царапин. Да уж – пулемет в упор и четыре автоматических ствола с фланга, это вам не цацки-пецки. Шестерых макизаров уложили в первые же секунды. Оставшиеся четверо брыкались не больше трех минут и, потеряв еще двоих, подняли руки. Увидев морду одного из пленных, я метнулся к нему и с ходу влепил кулаком в ухо. Еще один, блин, знакомый. Жалко, конечно, что не желтозубый, но и рыжий Дик тоже сойдет.
Пока мужики подтаскивали и грузили в кузов убитых, я, извинившись, оттащил англичанина в сторону и, достав нож, приступил к потрошению. Взялся столь рьяно, помня, как эта падла на меня ноги складывала, что рыжий сначала глухо орал, уткнувшись мордой в битые кирпичи, а потом начал вываливать информацию. Оказывается, они были уверены, что я утоп. В глубокой печали и ожидании грядущих звездюлей от начальства приехали к месту посадки самолета. Но улетел только Сэм с двумя лимонниками. Дик оставался во Франции инструктором и координатором этого района. А вчера днем к ним, выпучив глаза, прискакал один из местных макизаров, который клялся, что видел утопленника живым и здоровым в компании местного русского. Рыжий в потустороннюю жизнь закономерно не поверил, но слова насчет русского эмигранта заставили его напрячься, и на всякий случай он сам рванул посмотреть живого мертвеца. Убедившись, что прихрамывающий человек, совершающий променад возле шато, и есть тот самый прыткий дипломат, Дик чуть не обделался от восторга. Он тут же собрал весь свой отряд и разработал план операции. Начальству, помня совсем недавний конфуз, решил ничего не докладывать. Думал сначала захватить бывшего пленника по новой, а потом триумфально преподнести его, полностью реабилитируясь перед командованием и попутно опуская ниже плинтуса желтозубого Сэма. Все мелочи вроде были учтены, но вот на наличие пулемета в упор он никак не рассчитывал.
И соответственно, на такое количество русских тоже. Теперь жалеет, что не провел более доскональную разведку и поторопился. Но, как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отвалились…
Поняв, что все, кто знал о моем воскрешении, находятся здесь, я сильно повеселел. И побежал делиться этой новостью с Мишкой. Он тоже порадовался. А позже, выяснив, что рыжий ни хрена не знает, откуда у англичан могла появиться информация относительно нашей миссии, я без особых угрызений совести приобщил Дика к трупам в кузове. Подраненного француза мужики после допроса тоже ухлопали.
Когда ночь уже стала заменяться серой мглой, Мишка с Седым погнали грузовик к известному Кравцову глубокому шикарному омуту, а мы пошли в дом. Очень кстати поваливший снег постепенно скрывал все следы прошедшего боя. Такими темпами через час тут будет нетронутая целина и ни одна собака не догадается о ночной стычке…
