– Что у тебя в этом вещмешке?
– Я же говорю – один слиток, что мне ребята показывали, так и болтался с нами всю дорогу. Я о нем забыл, а потом вообще все резко завертелось, поэтому только сейчас и вспомнил про это золото. Но не это главное!
– Завертелось, говоришь, – прошипел Серега, после чего стал густо краснеть и, задыхаясь, расстегнул верхнюю пуговицу кителя. – Не это главное, говоришь?!
А потом командир стал реветь, как атомоход в тумане. В этом реве было все: и то, что он думает обо мне, и мысли о моей группе, и даже красочные описания нашего будущего, выданные исключительно в матерных и мрачных тонах. Я, помня себя десятью минутами раньше и отношение ребят к моему ору, спокойно стоял, не возражая, лишь кивая в нужных местах.
Но Гусев распалялся все больше, и в конце концов, когда мне это надоело, я начал орать в ответ. В запале даже пнул валяющийся мешок, ушибив себе палец, а после этого мы оба как-то быстро успокоились. Командир пытался еще чего-то вякать, но уже без души, а я, пообещав заслать его в пеший сексуальный маршрут, окончательно убедил Гусева в отсутствии у меня мыслей прикарманить этот долбаный кусок аурума. Потом мы помолчали, и командир, в знак примирения протянувший мне свою коробку папирос, спросил:
– А что ты все время говорил про «неглавное»? Чего вы там еще нарыли?
Вытянув папиросу, я, подняв палец, ответил:
– Вот! Вот с этого и нужно было начинать, а не орать кастрированным бегемотом!
– Ладно, хватит! Просто все это очень серьезно… Поверь мне на слово, золото – это такая сволочная вещь, которая не одну жизнь изломала. Вот я за вас и испугался… неужели поддались?
– Нет, – тоже став серьезным, я покачал головой, – даже в мыслях не было. Честно скажу – будь там всего десяток монет, то на сувениры бы их разобрали и все. Да еще и перед тобой похвастались такими прикольными трофеями. А здесь… здесь Серега масштабы совершенно иные. Государственные… Поэтому тот металл нами как золото и не воспринимался даже…
Командир, проникнувшись моими словами, покивал, а потом, ткнув кулаком в плечо, выдал:
– Ты извини, что я так на тебя распалился.
– Проехали! А теперь про главное! Я докладывал, что мы взяли «языка». Так вот пока ты ехал сюда, я его успел слегка расспросить. Знаешь, кем он оказался?
Собеседник вопросительно поднял бровь, и я принялся рассказывать внимательно слушавшему Гусеву результаты допроса штандартенфюрера СС Карла Густава Вельдберга.
Глава 8
– Но до меня хоть доведут итоги?
– Все, что будет необходимо в рамках твоей компетенции, доведут.
Командир ответил таким спокойным голосом, что стало понятно – можно даже не трепыхаться. Результаты операции по захвату ряженой подлодки до меня действительно доведут: в строго необходимых для дальнейшей работы объемах. То есть скорее всего – никак. Этим делом теперь занимаются совершенно другие люди, а мы после четырех дней перекрестных допросов и составления целой кучи рапортов опять сидели у себя на базе.
Вообще, конечно, странно… На кенигсбергскую операцию по нахождению каких-либо следов школы «Старой Магды» нам давалось три дня, после чего группа должна была отбыть в Гарц. Никакой школы мы, конечно, так и не обнаружили, да и глупо было бы ожидать другого. Этих поклонников престарелой Магды с прошлого века пытались найти, но они находились только тогда, когда им это было выгодно. Судя по всему, в сотрудничестве с советскими оккупационными войсками они никакой выгоды для себя не видели, вот и легли на дно. А может, и вообще давно сбежали от быстро надвигающегося фронта. Ведь тот мешочек с перстнями вовсе не означал, что вся эта организация во главе с магистрами будет водить вокруг него хороводы. Масштаб у них не тот, чтобы за подобную мелочь переживать.
Конечно, хрен его знает, как он оказался в подземельях, но сейчас эти катакомбы активно трясут спецгруппы НКВД, поэтому все, что там есть, будет извлечено на свет божий. И если найдут хвосты «Кенигсберга 13», то уж эту ниточку не упустят. Правда, насколько я успел за это время узнать – основные ходы все-таки оказались затопленными, а в других ребята чуть не каждый день напарываются на хитрые минные ловушки, но даже то, что уже накопали, превосходило самые смелые ожидания. Конкретно по чужим находкам ничего сказать не могу, так как Рыков на прямые вопросы только закатывал глаза и многозначительно мычал, но я ориентировался по нашим трофеям. Тринадцать с лишним тонн золота это вам не цацки-пецки! А те ящики с чертежами оказались документацией на жидкостные ракетные двигатели Вальтера. Как они там оказались, можно только предполагать. Скорее всего, все эти бумаги были из подземного затопленного завода, что находился под Кенигсбергом. Там, по данным разведки, активно работали над какой-то высокоскоростной торпедой, схемы которой нашлись среди тех же ящиков.
И теперь получается, что цена этих документов вполне сравнима с ценой найденного золота. Ведь эта торпеда или ракета (черт знает, как ее правильно называть) аналогов не имеет. То есть ближайший аналог – это СПР «Шквал», которая будет стоять на вооружении в далеком будущем. ТТХ этой штуки мне, конечно, никто не рассказывал, но сам факт того, с какой скоростью все эти ящики были отправлены в наш глубокий тыл, говорит сам за себя. Мне Серега рассказал, что сначала эти ящики, в отличие от золота, хранились прямо в здании комендатуры. Но потом, когда из Москвы приехали четверо очкариков, все забегали как наскипидаренные. Эту документацию даже не рискнули отправить самолетом, а выделили специальный литерный состав. И охраны чуть не три вагона.
А мы все сидели и сидели на своей базе безвылазно. Уже прошли все опросы, сверки, составление отчетов и написание рапортов, только спецгруппа никуда так и не передислоцировалась. Гусев на все вопросы относительно дальнейших планов отвечает просто: «Занимайтесь по распорядку» – и с самого утра, прыгая в джип, укатывает в штаб фронта. Поэтому после его отъездов приступаем к «занятиям», то есть: спим, трескаем яблоки с соседних садов, слушаем сводки, болтаем и наблюдаем за странными и поначалу загадочными для меня отношениями между Нечипоренко и хозяйкой соседнего хуторка.
Гриня, имеющий жену с двумя малолетними дочерьми, в последние полгода крепился изо всех сил и в походах налево замечен не был. Да и ходить-то особо стало некуда. Это ведь не Россия да и не Украина с Белоруссией, где на постое всегда можно найти подходящую бабенку и договориться с ней о скоротечном лямуре, упирая на то, что «война все спишет». Здесь, как ни крути – Германия, и возникший в связи с этим непреодолимый языковой барьер, мешающий в полной мере рассказать о пусть и скоротечных, но больших и светлых чувствах. Можно, конечно, было объясниться на пальцах, что в общем-то наши бойцы периодически и делали, но у старшины никак не получалось показать мимикой, что же он собственно хочет. Немки здоровенного парнягу с шикарными усами пугались и старались убежать в самом начале беседы, от чего Гриня молча страдал.
В попытках изучения ненавистного, но оказавшегося столь нужным языка, он даже пытался обратиться за помощью ко мне. Только вот момент выбрал неудачный – настроение у меня было игривое и, узнав, зачем нашему хохлу понадобилось знание немецкого, быстренько написал ему на бумажке наиболее ходовые фразы из виденной мною полста лет тому вперед немецкой порнухи. Уж не знаю, как именно Нечипоренко применял сакраментальные «дас ист фантастиш» и «о-о-о я, я, натюрлих», но старшина после первой же попытки вернулся сильно обиженным и не разговаривал со мной целую неделю.
