— Чего?
— Твои говенные карточки, — сказал Хаустон и расхохотался. —
Может, в них что-нибудь вылезет. Но я тебе скажу, Билли, двадцать три различных
анализа твоей крови — отличные. Картина убедительная.
Халлек шумно выдохнул. Шумно и судорожно.
— Я… мне так страшно было.
— Помирают молодыми те, кто такого страха не знает, —
ответил Хаустон. Он выдвинул ящик письменного стола и извлек пузырек с
маленькой ложечкой, прикрепленной на цепочке к пробке. Ручка ложки, заметил
Халлек, была в форме Статуи Свободы. — Примешь малость?
Халлек покачал головой. Он был доволен. Ему приятно сидеть
тут, сложив руки на животе — на своем уменьшенном животе — и наблюдая, как
самый преуспевающий семейный доктор Фэйрвью втягивал кокаин сначала одной
ноздрей, потом — другой. Затем он спрятал бутылочку обратно в стол, вытащил
другую и коробочку маленьких тампонов. Обмакнул тампон в пузырек и протер им
ноздри.
— Дистиллированная вода, — пояснил он. — Предохраняет
пазухи. — Хаустон подмигнул Халлеку.
«И со всей этой дурью в башке он, наверное, лечил детишек от
воспаления легких», подумал Халлек. В данный момент доктор Хаустон не мог не
вызывать его симпатии, потому что сообщил прекрасную новость. Хотелось только
одного: сидеть здесь, сложив руки на уменьшенном собственном животе, и
исследовать ощущения нахлынувшего облегчения, испытывать их, как новый
велосипед или новый автомобиль. Ему представилось, что когда он будет покидать
приемную Хаустона, почувствует себя заново рожденным. Режиссер, снимающий в
этот момент фильм о нем, мог бы вполне сделать музыкальным фоном «Так сказал
Заратустра» Рихарда Вагнера. От этой мысли Халлек улыбнулся, а потом засмеялся.
— Поделись хохмой, — сказал Хаустон. — В этом грустном мире
нам нужны любые хохмы, Билли-бой. — Он шумно втянул ноздрями и снова смазал
пазухи носа тампоном.
— Ничего особенного, — ответил Халлек. — Просто… понимаешь,
я уж очень был перепуган. Представил себе, как буду вести себя, пораженный
раком.
— Может, еще и придется такое представить, — сказал Хаустон.
— Но не в нынешнем году. Мне, в принципе, даже и не нужны результаты анализа по
Хэйману — Рейхлингу, чтобы сообщить тебе об этом. Рак имеет свое определенное
внешнее обличье. По-крайней мере, когда он сжирает тридцать фунтов веса.
— Но я-то жрал, как и прежде. Я сказал Хейди, что больше
стал заниматься физкультурой. А она мне говорит, что на утренних зарядках
столько веса не сбросишь. Только жир свой уплотнишь.
— Ну, это не так. Последние исследования показали, что
физические упражнения гораздо важнее диеты. Но она права в другом: для
мужика-тяжеловеса, вроде тебя, вернее, такого, каким ты был, это необычно.
Толстые мужики, которые начинают яро заниматься физкультурой, обычно
заканчивают надежным второклассным тромбозом. От него не помрешь, но особенно и
не погуляешь, в гольф не поиграешь и тому подобное.
Билли подумал, что кокаин делает Хаустона разговорчивым.
— Короче, ты этого не понимаешь, я этого не понимаю, —
сказал он. — Но тут я уж слишком многого не понимаю. Мой приятель-нейрохирург в
городе пригласил меня посмотреть года три назад рентген черепа. К нему пришел
студент из университета Джорджа Вашингтона, с жалобами на ослепляющие головные
боли. Моему коллеге они показались типичными проявлениями мигрени, и парень
выглядел предрасположенным к приступам мигрени. Но там мудрить-то было нечего.
Подобные симптомы — признак мозговых опухолей, даже если у пациента отсутствуют
обонятельные галлюцинации, — знаешь, то дерьмом пахнет, то тухлятиной, то
поп-корном и прочим. Мой приятель сделал ему серию рентгеновских обследований и
направил в клинику для анализа спинного мозга. И ты представляешь, что они
обнаружили?
Халлек покачал головой.
— Этот парень по учебе — в лучшей тройке студентов
университета, но оказалось, что у него почти отсутствует мозг. В центре
черепной коробки обнаружились несколько переплетенных жгутов из ткани коры
головного мозга — этакое макраме, представляешь? Мой коллега показал мне
снимки. Просто поразительно! Эти жгуты управляли всем — от дыхания до оргазма.
А остальная часть черепушки была занята спинномозговой жидкостью. Понять такого
мы не могли: получалось, что эта жижа осуществляла его мыслительные процессы.
Но так или иначе, он по-прежнему учится, по-прежнему страдает от мигрени и
выглядит как человек, страдающий от мигрени. Если не помрет от сердечной
болезни, где-то после сорока лет у него это может и пройти.
Хаустон выдвинул ящик стола в очередной раз, повторил
кокаиновую процедуру, предложил Халлеку, но тот только покачал головой.
— Или вот еще, — продолжил Хаустон. — Лет пять назад пришла
ко мне пожилая дама, жаловавшаяся на боли в деснах. Она, правда, уже умерла.
Если назову тебе ее имя, сразу вспомнишь. Короче, я ее осмотрел и глазам не
поверил. Последние зубы у нее выпали лет десять назад, ей уж было под
девяносто. Так вот, у этой бабки прорезались новые зубы — пять штук! Не
удивительно, что десны болели: третья партия зубов пошла. И это в восемьдесят
восемь лет.
— Ну, и что ты сделал? — спросил Халлек. Он слушал доктора
вполуха, как убаюкивающее жужжание или тихую музыку в магазине поношенных
вещей. Голова была занята другим. Наверняка, кокаин Хаустона не давал такого
чувства удовлетворения, какое он теперь испытывал и смаковал. Промелькнул было
образ цыгана с разлагающимся носом, но в нем сейчас не было больше той темной
силы, которая вызывала хронический страх.
— Что я сделал? — переспросил Хаустон. — Господи, да что я мог
сделать? Прописал ей усиленный вариант мази «Нум-Зит» — чем смазывают десны
младенцев, когда у них прорезываются молочные зубы. До смерти у нее еще успели
вырасти дополнительно три зуба.
— Я и с другими случаями сталкивался — сколько угодно.
Каждый врач имеет дело с такими вещами, которым порой нет объяснения. Мы ни
черта толком не знаем хотя бы о метаболизме. Знаешь, что это? Химические
реакции в клетках, которые поддерживают нашу жизненную энергию, обмен веществ.
Есть, к примеру, такие люди, как Данкен Хопли, — знаешь его?
Халлек кивнул. Шеф полиции Фэйрвью, гонитель цыган, этакий
вариант местного Клинта Иствуда.
— Он жрет так, словно каждая еда — последняя в его жизни, —
сказал Хаустон. — Святой Моисей, я в жизни не видывал такого обжору! Но вес у
него сохраняется постоянно на ста семидесяти. Поскольку рост у него шесть
футов, то вес его как раз в норме. У него метаболизм буквально кипит. Он
сжигает калории вдвое быстрее, чем, скажем, Ярд Стивенс.
Халлек кивнул. Ярд Стивенс был хозяином единственной в
Фэйрвью парикмахерской под названием «Выше голову!» А весил не менее трехсот
фунтов. Иной раз думаешь: не иначе ему жена шнурки на ботинках завязывает.
