Конечно, проще было бы подъехать самому и поговорить, но
Халлеку не хотелось ехать через весь город. В результате он сидел в телефонной
будке (в которой не так давно с трудом помещался) напротив полицейского
участка. Хаустон наконец взял трубку.
Голос его звучал холодно, официально, с явным раздражением.
Халлек, который, кажется научился читать чужие мысли, понял смысл этого тона:
«Билли, ты больше не мой пациент. Я наблюдаю твой необратимый распад, и это
действует мне на нервы. Единственно, чего я хочу от пациента, представить мне
то, чему я могу поставить диагноз и выписать рецепт. Если ты этого сделать не
способен, тогда нам не о чем договариваться. Мы с тобой, конечно, неплохо
играли в гольф, но я не думаю, что кто-то из нас станет утверждать, будто мы
когда-либо были друзьями. У меня есть карманный телефон „сони“, есть
диагностическое оборудование стоимостью в 200. 000 долларов и такой список
лекарств, что если мой компьютер его отпечатает, лист протянется от моего
порога до перекрестка Парк Лейн и Лантерн Драйв. Я себя отлично чувствую с
такой оснасткой. Чувствую себя полезным. А тут являешься ты и делаешь из меня
лекаря семнадцатого века с банкой пиявок от высокого давления и долотом для
трепанации черепа. Мне не нравится ощущать себя таким, Билл. Совсем не нравится.
Так что, исчезни. Я умываю руки. Зайду посмотреть на тебя в гробу… если,
разумеется, сам туда не лягу прежде».
— Современная медицина, — пробормотал Билли.
— Что, Билли? Давай быстрее, а то меня пациент ждет, и
вообще, я здорово занят.
— У меня один вопрос, Майкл, — сказал Билли. — Что там с
Данкеном Хопли?
Тишина на другом конце провода длилась секунд десять.
— А почему ты считаешь, что с ним что-то случилось?
— Его нет на участке, Рэнд Фоксуорт сказал, что у него
простуда, но явно врет и к тому же делать этого не умеет.
Последовала другая долгая пауза.
— Как юрист, Билли, ты меня поймешь. Я не имею права
распространять подобную информацию, не хочу терять работу.
— Ну, знаешь, если кто-нибудь обнаружит, что у тебя там в
бутылке в ящике стола, ты не просто потеряешь работу, а полетишь с нее.
Снова пауза. Когда Хаустон заговорил, его голос был
сдавленным от ярости… и подспудного страха.
— Это что — угроза?
— Да нет же, — устало ответил Билли. — Ты только на меня не
рычи, Майкл. Скажи просто — в чем дело с Хопли.
— А зачем тебе знать?
— Бога ради, Майкл. Ты — живое доказательство того,
насколько человек может быть толстокожим. Знаешь, о чем я говорю?
— Ни малейшей идеи, что ты имеешь…
— В последний месяц ты увидел три очень странных заболевания
в Фэйрвью. Никакой связи между ними ты не заметил. В чем-то оно и понятно: они
настолько отличаются одно от другого. А с другой стороны, они сходны в том, что
чрезвычайно странны. Я подумал: может, другой доктор, который не заталкивает
себе в ноздри на полсотни долларов, кокаина каждый день, смог бы заметить такую
связь, несмотря на различие симптомов.
— Подожди минуточку!
— Нет, ждать не собираюсь. Ты спрашиваешь — почему я хочу об
этом знать, и я скажу тебе, почему. Я неуклонно теряю вес. Теряю его, даже
поглощая массу калорий — восемь тысяч в день. Кэри Россингтон получил, какую-то
кошмарную кожную болезнь. Его супруга говорит, что он превращается в цирковое
чудо-юдо. Кэри отправился в клинику Мэйо. Теперь я хочу узнать, что стряслось с
Данкеном Хопли. И еще — нет ли у тебя других подобных случаев.
— Билли, дело обстоит вовсе не так. Похоже, что ты вбил себе
в голову какую-то дикую идею. Не знаю, что это…
— Не знаешь, и ничего страшного. Мне нужен ответ. Если я не
получу его от тебя, найду другой способ узнать.
— Не вешай трубку. Если ты намерен говорить на эту тему, я
перейду к себе в кабинет.
— Хорошо.
В трубке щелкнуло. Билли вспотел в телефонной будке,
раздумывая, не обманет ли Хаустон. Но вновь раздался щелчок.
— Ты здесь, Билли?
— Да.
— О'кей. — В голосе Хаустона слышались явные нотки
разочарования, которое выглядело комичным. Он тяжко вздохнул. — Данкен Хопли
болен… угрями.
Билли раскрыл дверь будки. Слишком душно стало внутри.
— Угри?
— Да. Прыщи. С черными головками, с белыми. Вот и все. Ты
доволен?
— Кто еще?
— Больше никого. И вот что, Билли. Они ни с того ни с сего
не появляются. А то ты уж начал нести что-то в духе романов Стивена Кинга. Нет,
дело вовсе не так странно обстоит. У него временный дисбаланс желез, только и
всего. Причем у него это не впервые. Эти кожные проблемы у него с седьмого
класса школы.
— Что ж, вполне рационально. Но если ты к этому добавишь
Кэри Россингтона с его крокодильей кожей и Уильяма Халлека с его «анорексией
невроза», начинает все таки звучать, как роман Стивена Кинга. Не так ли?
Хаустон терпеливо пояснил:
— У тебя проблема метаболизма, Билли. Кэри… не знаю. Я
видел…
— Странные случаи. Знаю, — перебил его Билли. Господи, и
этот мешок для потребления кокаина был его семейным врачом в течение десяти
лет. — Ларс Арнкастер к тебе не обращался?
— Нет. Он не мой пациент. Я думал, у тебя только один
вопрос.
«Конечно же, он приписан к тебе как пациент», — подумал
Билли. — «Просто авария не оплачивает счета. А такой деятель, как ты, с
завышенными потребностями, ждать не любит, верно?»
— Ну, хорошо. Тогда самый последний вопрос: когда ты в
последний раз видел Данкена Хопли?
— Недели две назад.
— Спасибо.
— В следующий раз записывайся на прием, Билли, — сухо сказал
Хаустон и положил трубку.
Хопли разумеется, жил не на Лантерн Драйв, но работа шефа
полиции оплачивалась хорошо, а потому у него был свой аккуратный домик в
новоанглийском стиле в переулке Риббонмейкер.
Билли припарковал машину в сумерках, подошел к дому и
позвонил в дверь. Ответа не последовало. Позвонил снова. Тишина. Он нажал
пальцем на звонок и долго-долго не отпускал, но все так же безрезультатно.
Направился в гараж и, приложив ладони щитками к лицу, всмотрелся в темноту.
Автомашина Хопли — «вольво» устаревшей модели — с номером «ФВ-1» — на месте.
Второй машины у шефа полиции не было — Хопли холостяк. Билли вернулся к двери и
принялся стучать кулаком. Минуты три он молотил по двери, пока рука не заболела.
Только тогда хриплый голос заорал:
