— Что?
— Они там поставили аппарат для измерения давления крови.
Иногда они их продают, а тут — для бесплатного пользования. Засунул руку в
петлю, нажал кнопку, петля затягивается. Ты сидишь там, размышляя безмятежно, а
потом — пожалте: вспыхивают красные цифры. Смотришь на указатель: «пониженное»,
«повышенное», «нормальное». Усек?
Билли кивнул.
— О'кей. Вот стою я там и жду, когда мне принесут бутылку
лекарства, которое моя матушка принимает от язвы. И тут заходит мужик, ну, так,
на двести пятьдесят весом. Жопа — словно две собаки возятся под одеялом. На
носу — карта всех кабаков, где он надирался, то же самое на остальной роже. Из
кармана торчит пачка «Мальборо». Взял пакетики поп-корна, а потом заметил эту
машинку. Сел к ней, ну и машинка ему все выдала: двести двадцать на сто
тридцать. Я, знаешь, не шибко силен в медицине, Уильям, но знаю, что двести
двадцать на сто тридцать это еще то давление. Все равно что ходить с дулом
пистолета в ухе. Верно я говорю?
— Точно.
— Так что же этот хмырь делает? Смотрит на меня и говорит:
«Все эти цифровые хреновины без конца ломаются». Заплатил за свою кукурузу и
потопал. А знаешь, какая мораль у этой истории, Уильям? Некоторые… да что
некоторые? — большинство не верят в то, что видят, особенно если это мешает им
жрать, пить, думать или верить, понял? Я вот, к примеру, в Бога не верю. Но
если увижу его, поверю, как пить дать. И не буду ходить и говорить, что,
дескать, Иисус — это особые эффекты. Определение полного мудака, я считаю, это
когда кто-то не верит в то, что видит. Можешь теперь меня цитировать.
Билли некоторое время смотрел на него в раздумье, потом
рассмеялся. Спустя мгновения Джинелли присоединился.
— В общем, когда ты ржешь, я узнаю прежнего Уильяма, —
сказал он. — Но вопрос теперь в том, что нам делать с этим старым засранцем?
— Не знаю. — Билли снова коротко рассмеялся. — Но я думаю,
мне что-то предпринять нужно. Ведь я-то его тоже проклял, понимаешь.
— Да, ты сказал. Проклятье белого хмыря из города. Если
учесть, что все эти белые хмыри из всех городов натворили за последние пару
сотен лет, серьезная штука… — Джинелли сделал паузу, закуривая очередную
сигарету. Пустив облачко дыма, он вдруг сказал: — А я могу его крепко скрутить.
— Да нет, это… — начал было Билли и тут же закрыл рот.
Представил себе Джинелли, подошедшего к старику и бьющего ему в глаз. Тут же
сообразил, что Джинелли имел в виду нечто куда более серьезное. — Нет, тебе не
удастся, — заключил он.
Джинелли то ли его не понял, то ли сделал вид.
— Еще как могу. И, пожалуй, никто, кроме меня. Тут я бы
никому не доверил дело. Но могу сделать не хуже, чем когда мне было всего
двадцать лет. Для меня это совсем не бизнес. Это — удовольствие, понимаешь?
Развлечение.
— Ну, нет, я не хочу, чтобы ты там кого-то убивал — хоть
его, хоть кого-то другого, — сказал Билли. — Я серьезно…
— А почему бы и нет? — спросил Джинелли спокойно. Но в его
глазах Билли видел все те же сумасшедшие искорки. — Ты опасаешься стать
соучастником убийства? Но убийства не будет — всего лишь самозащита. Потому что
он убивает тебя, Билли. Еще неделя, дорогой мой, и люди сквозь тебя начнут
читать объявления, не прося посторониться. Ты понял?! Пара недель, и ты
побоишься выйти на улицу, чтоб тебя ветром не унесло!
— Твой этот медик говорил, что я могу помереть от сердечной
аритмии еще до того, как меня ветром унесет. Видно, сердце-то у меня тоже
теряет в весе, как и все остальное. — Халлек сглотнул. — А знаешь, мне до сих
пор такое и в голову не приходило. Хм… убить? Защищаясь?
— Вот именно. Он тебя убивает… ладно, хрен с ним. Ты не
хочешь, чтобы я его пришил. Я его не трону. Идея в общем-то вшивая. Она не
решит…
Билли кивнул головой. Ему пришла в голову та же мысль.
«Сними с меня это», сказал он Лемке. Даже белые люди из города понимали, о чем
идет речь, что нужно предпринять. Если Лемке умрет, проклятье просто-напросто
исчезнет.
— Проблема в том, что назад удара не вернешь, — сказал
Джинелли в раздумье.
— Не вернешь, — согласился Билли.
Джинелли загасил окурок и поднялся.
— Мне надо крепко подумать, Уильям. Очень крепко… И мне
нужен хороший отдых для мозгов. Знаешь, когда в башке такая путаница и
расстройство, ни до чего дельного не докумекаешь. А когда я смотрю на тебя, мне
охота немедленно взять большую пробку и заткнуть дыру в носу тому засранцу.
Билли тоже встал, но чуть не свалился при этом, Джинелли
вовремя поддержал его. Тот ухватился за него здоровой рукой. Не помнил, когда
еще в жизни так хватался за мужчину.
— Спасибо тебе, дорогой, за то, что посетил меня, — сказал
Билли. — И за то, что поверил.
— Ты славный парень, — сказал Джинелли, отпуская его. —
Попал, конечно, в скверную ситуацию, но, может, нам удастся тебя вытянуть. В
любом случае эту старую гадину мы обложим. Я сейчас выйду и прогуляюсь пару
часиков, Билли. Надо мозги прочистить и продумать кое-какие идеи. Кроме того,
мне нужно кое-куда позвонить в город.
— Насчет чего?
— Потом скажу. Прежде всего мне надо подумать. Не пропадешь
тут?
— Все в порядке.
— Ты ложись-ка. А то лицо совсем белое стало.
— Хорошо. — Его тут же начало клонить в сон. Хотелось спать
и отдохнуть, потому что чувствовал себя смертельно усталым.
— Кстати, девка, которая в тебя стрельнула, — ничего так?
— Потрясающая.
— Даже так? — В глазах Джинелли с новой силой вспыхнул
странный огонек. Это вызвало у Билли тревогу.
— Хороша…
— Ложись, Билли. Поспи. Я приду попозже. Ничего, если я ключ
возьму?
— О чем речь…
Джинелли вышел. Билли лег в постель и аккуратно положил
рядом перевязанную руку, понимая, что, если повернется во сне и надав??т на нее,
проснется от боли.
«Может быть, это его хохма», подумал Билли. «Может быть, он
сейчас звонит Хейди. А когда я проснусь, у подножия постели будут сидеть люди с
большими сетчатыми ловушками. Они, наверно…»
Он быстро заснул и ни разу не потревожил больную руку.
На сей раз не было страшных снов.
Когда проснулся, людей с сетчатыми ловушками в комнате не
было. Напротив него в кресле сидел Джинелли и читал книжку «Это дикое похищение»,
попивая пиво из жестянки. За окном была темень.
