Еще один приступ аритмии пробудил Халлека. Он некоторое
время сидел, разинув рот и ожидая, когда сердцебиение придет в норму. В итоге —
сердце успокоилось. У него возникло странное чувство уверенности в том, что это
был не просто сон, а некое пророчество. Но такое чувство нередко сопровождает
яркие сны. Сон постепенно меркнет, забывается, исчезает и это чувство. Такое у
него случалось уже не раз, и свое короткое сновидение он вскоре забыл.
Джинелли проснулся в шесть часов вечера, принял душ, надел
джинсы и черную водолазку.
— О'кей, — сказал он. — Увидимся завтра утром, Билли. Тогда
кое-что узнаем.
Билли снова спросил, что он имеет в виду, и вообще, что
произошло за это время, и вновь Джинелли отказался отвечать.
— Завтра, — ответил он. — А пока передам ей твою любовь.
— Кому мою любовь?
Джинелли улыбнулся.
— Прекрасной Джине. Той самой суке, которая прострелила тебе
ладонь.
— Оставь ее в покое, — сказал Билли. Когда он подумал о ее
темных глазах, ничего иного сказать не смог, несмотря на то, что она с ним
сделала.
— Никто не пострадает, — снова сказал Джинелли и быстро
вышел.
Билли прислушался к звукам заводимой машины, мотор сильно
шумел, и шум этот, видимо, исчезал только на скорости минимум миль шестьдесят
пять в час. Он проследил в окно, как отъехал Джинелли, и подумал, что фраза
«никто не пострадает» вовсе не означала, что он оставит девушку в покое. Совсем
нет.
На сей раз Джинелли вернулся в полдень. На лбу его был
глубокий порез и другой на правой руке. Один рукав водолазки был разорван вдоль
на две полосы.
— Ты еще больше потерял в весе, — сказал он Билли. — Ты хоть
поел?
— Попытался, — ответил Билли. — Но, знаешь, тревога отбивает
аппетит. А ты, я вижу, потерял кровь.
— Немножко. Со мной все в порядке.
— Ну, теперь-то ты мне расскажешь, что ты делал?
— Да. Я расскажу тебе все, как только приму душ и сделаю
себе перевязку. А сегодня вечером, Билли, тебе предстоит встреча с ним. Это
очень важно, и ты психологически подготовься.
Страх и волнение больно сжали желудок.
— С ним? С Лемке?
— С ним, — ответил Джинелли. — А пока дай-ка я приму душ,
Уильям. Я, оказывается, не такой молодой, каким себя считал. Устал дико. —
Обернулся из двери ванной и попросил: — Закажи кофе. Скажи, пусть оставят его у
двери снаружи, а чек подпиши и сунь под дверь.
Билли, разинув рот, смотрел, как он скрылся в ванной. Когда
послышался шум душа, он закрыл рот и пошел к телефону, чтобы заказать кофе.
Глава 22
Рассказ Джинелли
Сначала он говорил отрывистыми фразами, делая паузы и
обдумывая, что сказать дальше. Джинелли явно по-настоящему устал с тех пор, как
появился в Бар Харборе в понедельник днем. Раны его оказались несерьезными —
просто глубокими царапинами, но Билли видел, что его друг основательно
потрясен.
Однако тот сумасшедший огонек в глазах начал мало-помалу
возвращаться: так мигает неоновая трубка, прежде чем ровно засветит. Джинелли
извлек плоский флакон из кармана пиджака и налил одну пробку виски в свой кофе.
Предложил флакон Билли, но тот отклонил: неизвестно, как виски подействует на
его сердце. После кофе Джинелли выпрямился в кресле, откинул прядь волос со лба
и начал наконец рассказывать более подробно.
В три часа ночи, во вторник, Джинелли припарковал машину на
лесной дороге, ответвлявшейся от шоссе 37-а, неподалеку от цыганского табора.
Некоторое время возился с бифштексами, потом взял сумку с продуктами и пошел
обратно по шоссе. Высокие облака закрывали ущербную луну, как шторы. Подождал,
пока облака уплыли, и тогда увидел круг автомашин. Он пересек шоссе и
направился в сторону табора по травянистому склону.
— Я хоть и городской парень, но ориентируюсь на местности
неплохо, — сказал он. — Идти туда, как пошел ты, я не хотел, Уильям.
Он прошел через пару полей, через редколесья, миновал в
темноте какое-то смердящее место, словно там находилось великое скопище дерьма.
В одном месте порвал сзади штаны, зацепившись за какую-то старую колючую
проволоку, которую во мраке было не разглядеть.
— Такова сельская жизнь, Уильям. Она — для деревенщины, а не
для меня, — сказал он.
От собак табора он неприятностей не ждал. Пример Билли был
для него показателен. Собаки не издали ни звука, хотя, видимо, запах его
почуяли. Он даже наступил в круг потухшего костра.
— Я ожидал, что у цыган сторожевые псы будут получше, чем
эти, — прокомментировал Билли. — По крайней мере, я так считал.
— Нет, — сказал Джинелли. — Цыган ничего не стоит застать
врасплох.
— То же самое, когда собаки брешут всю ночь.
— Точно. Тот же эффект. А ты умнеешь, Уильям. Скоро люди
станут думать, что ты итальянец.
И все же Джинелли решил не рисковать без нужды. Он осторожно
прошел позади круга автомашин, обходя стороной фургоны, где могли спать люди.
Заглядывал только в легковые машины. Через пару-тройку машин нашел то, что
искал. На заднем сиденье «понтиака» валялось старое пальто.
— Машина не была закрыта, — сказал он. — Пальто, в общем-то,
было неплохим, но от него воняло так, словно в карманах лежали дохлые хорьки.
На полу в машине была также пара поношенных туфель. Оказались малость
тесноваты, но я их все же надел. Еще через две машины нашел шляпу, похожую на
гриб, и надел ее на голову.
Джинелли объяснил, что хотел пахнуть цыганом, но не для тех
дворняг, что дремали у потухшего костра, а для совсем других собак. Ценных
собак — пит-буль-терьеров. Пройдя три четверти круга, он увидел трейлер, у
которого задняя фара была покрыта проволочной сеткой вместо стекла. Заглянул
внутрь — фургон оказался пустым.
— Но от него несло собачьим духом, Уильям, — сказал
Джинелли. — Посмотрел по сторонам, рискнул даже зажечь на мгновение свой
фонарик. Смотрю — трава кругом затоптана и такой затоптанной полосой, как
тропа, уходит куда-то за пределы табора. Тут не надо было быть знаменитым сыщиком
Дэниелом Буном, чтобы все разглядеть. Они этих своих бесценных собак упрятали
подальше на случай, если кто-то проболтается, и друзья животных подымут шум. Но
только, дураки, оставили такой след, что и городскому мужику все стало ясно с
одного взгляда. В тот самый момент я поверил, что мы сможем их скрутить. Дураки
они потому что.
Джинелли прошел по тропе. Там был небольшой холм, а за ним
снова лесок.