Сейчас Кирилл стоял ночную вахту на мостике «Варяга», намеренно выключенный из общего веселья для, по выражению Руднева, «воспитания характера». Причем, к чести Великого князя и удивлению Руднева, он ни звуком, ни жестом, ни выражением лица не проявил никаких признаков неудовольствия при получении приказа командира. Хотя по воспоминаниям Карпышева, в литературе князь описывался как изрядный гуляка. Похоже, что программа перевоспитания ответственностью начала приносить свои плоды, а может, мемуаристы советского периода немного преувеличивали. Михаил остался во Владивостоке, Балк не взял его с собой в рейд, ссылаясь на то, что кто-то должен присматривать за ходом работ.
В кают-компании по традиции сначала спели «Варяга», причем Руднев был неприятно удивлен, что канонический текст был несколько подправлен. Потом господа, вернее, товарищи офицеры практически насильно всунули гитару Балку и затаились в ожидании чего-нибудь новенького.
— Ну как мне тут давеча сказал товарищ поручик Ржевский — нас окружают замечательные люди, — издалека с цыганским заходом начал Балк, — я его, правда, в ответ заверил, что без боя мы все равно им не сдадимся, даже будучи окруженными.
Балк выдержал паузу, необходимую для усвоения материла. Переждал смешки офицеров крейсера и не слишком добрый взгляд Ржевского, который смягчился, только вспомнив, кто именно первым прыгнул за ним в ледяную воду. Поручик наконец-то выбрал единственно верную реакцию на все анекдоты о нем, широко рассказываемые Балком — он начал тому подыгрывать и рассказывать их самостоятельно, от первого лица. Балк, тем временем, перебрав пальцами струны, продолжил.
— Ну раз общество настаивает, придется спеть, но, товарищи — песня на этот раз будет не о море. Я, как вы знаете, сейчас временно списан на берег. Наверно, за слишком большую инициативность, — начал Балк, проверяя настройку гитары, — и вот по примеру нашего командира, решил не только построить бронепоезд, но и сочинить ему боевой гимн. Так что не обессудьте — сегодня не о море. Ну, по крайней мере, для начала:
По рельсам скаты грохота-али,
Бронь-поезд шел в последний бой.
А ма-ла-до-о-ва машиниста
Несли с пробитой головой.
Руднев, услышав знакомую с детства мелодию, под которую и сам не раз слегка и не очень пьяным распевал «нас извлекут из под обломков», подавился шампанским. Откашлявшись и промокнув салфеткой подбородок, он с ненавистью уставился на «автора-исполнителя», бормоча себе под нос проклятья по поводу шуточек.
В броню ударила шимо-оза,
Погиб машинный экипаж,
И трупы в ру-убке па-ра-во-оза
Дополнят утренний пейзаж.
Вагоны пламенем объяты
И башню лижут языки…
Судьбы я вызов принимаю
Простым пожатием руки.
Не дождавшись упоминаний про танки, танкистов, болванки и прочие анахронизмы, Руднев позволил себе расслабиться, и теперь с интересом ожидал, каким еще образом его неугомонный соратник изнасилует старую добрую песню.
Нас извлекут из-под обло-омков,
Положут рядом на балласт,
И залпы башенных орудий
В последний путь проводят нас.
И полетят тут телегра-аммы
Родных и близких известить,
Что сын их бо-ольше не вернё-отся
И не приедет погостить.
Слушатели, к удивлению Руднева, внимали певцу с неослабевающим вниманием без всякого намека на улыбки.
В углу заплачет мать-старушка,
Смахнет слезу старик-отец,
И молода-ая не узна-ает,
Где машинисту был конец.
А он на карточке смеё-отся
В газете «Русский инвалид»
В ва-ен-ной фо-орме, при пого-онах,
Но ей он больше не жених.
Как будто дождавшись окончания последнего куплета, прервав на полуслове вопрос кого-то из офицеров насчет башенных орудий, истошно зазвенели колокола громкого боя. Собравшиеся нестройной гурьбой понеслись из кают-компании по боевым постам, создав короткую, но весьма плотную пробку в дверях. Столкнувшись с Балком, Руднев (они оба уже не имели постоянных боевых постов по новому штатному расписанию крейсера и благоразумно пропустили вперед остальных офицеров корабля) «нечаянно» всадил ему в бок локоть и прошипел на ухо — «предупреждать надо, ведь говорил же».
С верхней палубы донеслись частые выстрелы 75-миллиметрового орудия.
Оставшийся на мостике Великий Князь Кирилл немного погорячился и отдал правильный по содержанию, но идиотский по форме приказ. Когда из темноты в крейсер уперся луч прожектора, тот решил для начала осветить неизвестного и приказал навести на него прожектора и противоминные орудия. Когда в луче света обнаружился британский пароход, крадущийся в ночи без огней, Кирилл облегченно-разочарованно выдохнул и прокричал: «Огонь не открывать!». Увы, одно из 75-мм орудий правого борта было укомплектовано исключительно новобранцами (всех понюхавших пороху перевели на орудия калибром посолиднее, как более надежных). Услышав в ночи долгожданное «Огонь…», наводчик выпалил, не дожидаясь продолжения фразы. Его примеру последовали еще пара канониров. Теперь неизвестный пароход парил, получив с пяти кабельтовых десяток мелких бронебойных снарядиков, с него что-то истошно писали морзянкой, а кто-то в панике выбросил с кормы шлюпку и теперь по концам пытался в нее спуститься.
На обследование неизвестного транспорта была отправлена десантная партия под командой Балка со строгим приказом Руднева: «Найти контрабанду во что бы то ни стало! Если ее там нет — захвати остатки своей взрывчатки, или хоть пушку с „Варяга“ свинти и оттарань к ним, но обеспечь мне легитимный повод для открытия огня!».
На беглое обследование парохода у русских моряков ушло примерно полчаса, по прошествии которых сгрызший на мостике «Варяга» ногти по локоть Руднев понял, что все в порядке. Это было ясно и без доклада, по одной улыбке сидящего на носу возвращающегося катера Балка, освещающей море по курсу катера лучше любого фонаря.
— Ну? Подбросил динамит?
— Не пришлось. Ну подумайте сами, товарищ адмирал — чего бы они без огней-то шли, да под берегом? Они и прожектор-то засветили только тогда, когда им показалось, что «Варяг» их вот-вот протаранит. С душком торговец, причем с интересным. Четырнадцать пушек производства Армстронга, калибр 190 миллиметров, с боекомплектом. Да еще и очень много десятидюймовых снарядов того же производителя, и несколько, вроде четыре но не успел проверить, стволов того же калибра.
— Погоди, ты с калибром все же напутал, мазута сухопутная. Совсем на своем паровозе от морских реалий отстал. Ну десять дюймов еще может и поверю, но 190 миллиметров… Не могли британцы сюда ЭТО послать. Это новейшие орудия, их только-только в серию пустили. Да их только для пары чилийских броненосцев и успели-то изготовить, от них потом, помнится, заказчик еще отказался… Разоружение у них, панимаешь. Бритты их в свой флот включают, хотя им они нужны, как зайцу стоп-сигнал, чтобы только Россия не перекупила.
[72]
