Так как ни орудие, ни прислуга не пострадали при взрыве, то стрельбу не прекращали, примерно через минуту мы, похоже, попали в борт японского крейсера, правда, без видимого ущерба».
Контр-адмирал А. А. Вирениус, командир отряда:
«Минуты через три после открытия нами огня японский крейсер, видимо, все-таки опомнился и начал описывать циркуляцию, открыв при этом частый огонь всем левым бортом. При этом наконец проявился его характерный профиль со стоящей отдельно третьей трубой — „Адзума“. Ну что ж, „Адзума“ так „Адзума“. Как ни странно, огонь японцев на циркуляции был довольно точен с учетом дистанции в 3 мили, море буквально вскипело вокруг „Осляби“, причем японские снаряды взрывались при соприкосновении с водой и потому засыпали броненосец осколками. Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Первый снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса осколками, в том числе отраженными марсом, повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков и командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но мачта устояла. Мы с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у меня воздушной волной сбило фуражку. Я решил не искушать судьбу и перейти в боевую рубку, тем более что большие смотровые щели рубки способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время еще один крупный снаряд попал в носовую часть корпуса и вызвал небольшой пожар, быстро потушенный, к счастью.
Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние катера, а также вызвал небольшой пожар.
Когда я входил в боевую рубку, произошло еще одно попадание — в носовую 10-дюймовую башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте старшего артиллериста, штурмана, рулевого и квартирмейстера и отраженными осколками переломал оборудование. К счастью, руль и машинный телеграф действовали, и штурвал удерживали раненый минный офицер и барабанщик. Командир входил в рубку передо мной и тоже получил ранение — царапину на руке, которую он просто зажал платком и не обращал внимания. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер (Саблин) сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала. Я уже решил поворачивать влево и ложиться на параллельный курс, чтоб вести огонь всем бортом, так как долго попадания с такой интенсивностью мы бы не выдержали, и, кроме того, мы бы так продолжали закрывать собой „Смоленск“ от неприятеля, однако, подойдя к смотровой щели рубки, увидел, что „Адзума“ уже почти закончила разворот и удирает от нас. Видимо, мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намерения. Тем лучше, будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У „Адзумы“ в корму могут стрелять только два 8-дюймовых, но они не в состоянии пробить броневой траверз „Осляби“, у „Осляби“ же два 10-дюймовых вполне могут на такой дистанции пробить кормовой траверз „Адзумы“. Так что если нам повезет — „Адзума“ сбавит ход, а там вдвоем с „Авророй“ есть шанс и утопить „японца“, лишь бы к нему подмога не подоспела. Кстати, я совсем забыл про „Аврору“. Приказал поднять сигнал: „Авроре“ — вступить в кильватер „Ослябе“».
Вахтенный офицер ЭБР «Ослябя», мичман В. В. Майков, командир носовой 10-дюймовой башни:
«Сразу после третьего залпа в боковую броню моей 10-дюймовой башни попал и разорвался снаряд крупного калибра. Башню как будто подбросило, всех находившихся в ней оглушило. Мой командирский колпак срезало с крыши башни, к счастью, я как раз в это время нагнулся и абсолютно не пострадал. Менее повезло наводчику Степанову — осколок попал ему прямо в глаз, вскоре после боя он умер. Второй наводчик не пострадал. Гальванер (электрик) Михалчук, в момент взрыва прислонившийся к броне башни, умер на месте от сотрясения, на его теле не было ни царапины. Осмотревшись, мы с радостью обнаружили, что броня не пробита, орудия невредимы, подача снарядов действует, башня вращается и можно продолжать стрелять. Правда, от сотрясения поломало приборы Гейслера, закрепленные на броне, поэтому пришлось получать команды через переговорные трубы».
Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнев:
«Японский крейсер начал поворот и открыл по нам огонь, мимо меня просвистело несколько осколков, и я решил, что лучше спуститься в кормовую рубку.
Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот-мачты, разрушив рядом стоящие гребные катера и вызвав небольшой пожар. К счастью, я уже спустился в рубку и не пострадал. Трюмно-пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить этот пожар.
Однако через пару минут еще один крупный снаряд разорвался как раз среди матросов пожарного дивизиона, разметав их по палубе, пробив навесную палубу и окончательно разрушив катера. Трюмный механик Успенский погиб на месте, уцелевшие матросы унесли раненых на перевязку. А пожар тем временем набирал силу, питаясь деревянными обломками катеров и палубы. Я бросился к рострам и организовал тушение этого пожара силами уцелевшей прислуги малокалиберных орудий. Тушение осложнялось периодическими взрывами малокалиберных снарядов, поданных к орудиям и раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки, и пожар стал стихать».
Младший артиллерийский офицер ЭБР «Ослябя», лейтенант К. К. Тундерман:
«После разворота „Адзумы“ мы довольно быстро нащупали дистанцию, и, так как наши скорости были примерно равны и дистанция изменялась крайне медленно, то, сообщив дистанцию в носовую башню, я приказал перейти на беглый огонь стальными фугасами.
Мы добились одного или двух попаданий, в том числе с взрывом и небольшим пожаром.
10-дюймовая же башня, похоже, так ни разу и не попала, во всяком случае, повреждений на „Адзуме“ заметно не было, ход она не снизила и продолжала отстреливаться из кормовой башни — и весьма метко».
Старший офицер ЭБР «Ослябя», капитан 2-го ранга Д. Б. Похвистнев:
«Меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир тяжело ранен и нужно принимать командование броненосцем. Добежав до третьей дымовой трубы, я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и, упав на палубу, разбил лицо, однако сознание не потерял и, оглянувшись, увидел, что там, где я стоял до этого, командуя тушением пожара, в палубе зияет дыра, а матросов раскидало во все стороны. А еще говорят, что снаряд два раза в одно место не попадает. Как позже я узнал, осколки этого снаряда через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее».
Младший судовой механик ЭБР «Ослябя», поручик А. А. Быков:
«Котлы наконец раскочегарили, и машинам хватало пара, судя по оборотам, ход был не менее 16 узлов, моя средняя машина работала ровно и без стуков, корабль время от времени содрогался — то ли от попаданий вражеских снарядов, то ли от своих выстрелов, — но течи в отсеке нигде не было.
