Глава 100
Счет открыт…
Она прищурилась на термометр в белом свете, проникающем
сквозь окно. За окном под мелким дождем другие вершины Ко-Оп Сити возвышались,
как серые тюремные башни. Внизу в вентиляционной шахте хлопало от ветра ветхое
белье на веревке. Крысы и откормленные уличные коты сновали среди мусора.
Она взглянула на мужа. Он сидел за столом, уставившись в
экран Фри-Ви с упорной безучастной сосредоточенностью. Он смотрел так уже
несколько недель. Это было на него не похоже. Он это ненавидел, всегда
ненавидел. Само собой разумеется, каждая квартира Развития имела свой Фри-Ви –
таков был закон, но пока еще позволялось выключать их. Закон о Принудительном
Благе 2021 года не набрал необходимого большинства в две трети с недостачей
шести голосов. Обычно они никогда не смотрели Фри-Ви. Но с тех пор, как Кэти
заболела, он постоянно смотрел викторины с раздачей больших призов. Это
наполняло ее тошнотворным ужасом.
На фоне натужных выкриков, сообщающих последние сплетни в
перерыве между таймами, Кэти все скулила и скулила охрипшим от гриппа голосом.
– Сколько? – спросил Ричардс.
– Не так много.
– Не обманывай меня.
– Тридцать девять и восемь.
Он с силой опустил оба кулака на стол. Пластмассовая тарелка
подпрыгнула в воздух и шлепнулась вниз.
– Мы найдем врача. Постарайся не волноваться так сильно.
Послушай, – она начала что-то отчаянно лепетать, чтобы отвлечь его, он
отвернулся и вновь принялся смотреть Фри-Ви. Перерыв закончился, и игра
продолжалась. Это была, конечно, не крупная игра, а просто одна из дешевых ежедневных
приманок под названием «Золотая Мельница». В нее брали только страдающих
хроническими заболеваниями сердца, печени или легких, иногда для большего
комического эффекта запуская калеку. Каждую минуту, которую участник конкурса
мог продержаться на мельнице (поддерживая при этом постоянный поток болтовни
ведущего), он выигрывал десять долларов. Каждые две минуты ведущий задавал
Призовой Вопрос (парень с шумами в сердце, находившийся на кругу в настоящий
момент, отвечал какую-то чушь из истории Америки), который стоил пятьдесят
долларов. Если конкурсант, задыхаясь от головокружения, с сердцем, выделывающим
акробатические номера в его груди, пропускал вопрос, пятьдесят долларов
высчитывалось из его выигрыша, а колесо раскручивалось быстрее.
– Мы справимся, Бен. Непременно. Справимся. Правда. Я…
– Что – ты? – Он жестко посмотрел не нее. – Шарлатан? Нет,
Шейла, ей нужен настоящий врач. Никаких квартальных акушерок с грязными руками
и запахом перегара. Современное оборудование. Я позабочусь об этом.
Он пересек комнату, в то время как глаза его, как
загипнотизированные, поворачивались к экрану Фри-Ви, превратившему стену над
раковиной в один огромный глаз. Он сдернул с крючка свой дешевый холщовый
пиджак и раздраженным рывком натянул его на себя.
– Нет! Нет, я… я этого не позволю. Ты не пойдешь…
– А почему бы и нет? В худшем случае ты получишь несколько
олд-баксов как глава осиротевшей семьи. Так или иначе, у тебя будет достаточно
денег, чтобы вылечить ее.
Она никогда не была вполне привлекательной женщиной, а за те
годы, что ее муж был без работы, стала чересчур худой, но сейчас она выглядела
прекрасной… величественной.
– Я не приму их. Пусть это говеное правительство убирается
прочь со своими грязными иудиными деньгами. Я не возьму премии за жизнь моего
мужа!
Он повернулся к ней, угрюмый и мрачный, несущий в себе
что-то, сразу выделяющее его, что-то невидимое, но безошибочно определяемое
Системой. Для своего времени он был динозавром. Не слишком страшным, но все же
анахронизмом, вызывающим неловкость. Может быть, даже чреватым опасностью.
Большие тучи собираются вокруг маленьких частиц. Он доказал в сторону спальни.
– Ты хочешь, чтобы она кончила жизнь в безымянной могиле для
бедных? Тебе это больше нравится?
Это было последним доводом. Ее лицо сморщилось и растаяло в
слезах.
– Бен, это именно то, чего они хотят, для таких, как мы, как
ты…
– Возможно, меня не примут, – сказал он, открывая дверь. –
Возможно, я не обладаю тем, что им надо.
– Если ты пойдешь, они убьют тебя. А я здесь буду смотреть
на это. Ты хочешь, чтобы я видела это в то время, как она лежит в соседней
комнате? – Ее было едва слышно сквозь слезы.
– Я хочу, чтобы она жила. – Он попытался закрыть дверь, но
она мешала ему своим телом.
– Тогда поцелуй меня, прежде чем ты уйдешь.
Он поцеловал ее. В конце коридора миссис Дженнер открыла
дверь и высунулась. Густой дразнящий запах солонины с капустой Достиг их. Дела
у миссис Дженнер шли хорошо – она помогала в местном комитете, предоставлявшем
скидку на наркотики, и почти безошибочно умела определять обладателей фальшивых
справок.
– Ты возьмешь деньги? – спросил Ричардс. – Ты не станешь
делать глупости?
– Возьму, – прошептала она. – Ты знаешь, что возьму.
Он неловко сжал ее, потом быстро отвернулся и неуклюже
нырнул в уходящий вниз колодец лестничного проема.
Она стояла в дверях, сотрясаясь от беззвучных рыданий, пока
не услышала, как пятью этажами ниже равнодушно хлопнула дверь, и тогда закрыла
фартуком лицо. Она все еще сжимала градусник, которым мерила температуру
дочери.
Миссис Дженнер подкралась неслышно и потянула за фартук.
– Дорогуша, – зашептала она. – Я достану пенициллин на
черном рынке как только у вас появятся деньги… совсем дешево… отличного
качества…
– Убирайтесь! – закричала Шейла. Миссис Дженнер отпрянула,
инстинктивно оскалив почерневшие гнилые зубы.
– Я просто пытаюсь помочь, – пробормотала она и засеменила в
свою комнату.
Едва заглушаемые тонкой пластиковой стеной, стоны Кэти все
продолжались. Фри-Ви в комнате миссис Дженнер орал и улюлюкал. Конкурсант
«Золотой Мельницы» только что не ответил на Призовой Вопрос и одновременно
получил инфаркт. Его выносили на резиновых носилках, а публика аплодировала.
Шевеля верхней губой, миссис Дженнер записывала имя Шейлы
Ричардс в свою записную книжку.
– Мы еще посмотрим, – говорила она, ни к кому не обращаясь.
– Мы еще посмотрим, миссис Чистоплюйка. Она захлопнула записную книжку со
зловещим звуком и уселась смотреть следующую игру.
