– Спасибо вам, мистер Ричардс, за урок мудрости. – Презрение
стало более ощутимым, и толпа, почти смолкнувшая, жадно пожирала его. – Не
поделитесь ли вы с публикой, сидящей здесь в студии и у себя дома, сколько вы
рассчитываете продержаться?
– Я хочу сказать всем здесь в студии и у себя дома, что это
не моя жена! Это была дешевая подделка…
Толпа заглушила его. Вопли ненависти достигли почти
лихорадочного накала. Томпсон подождал, минуту, чтобы они утихли, и повторил:
– Сколько вы надеетесь продержаться, мистер Ричардс?
– Я надеюсь протянуть все тридцать дней, – холодно ответил
Ричардс. – Не думаю, что у вас есть кто-нибудь, чтобы справиться со мной.
Снова вопли. Поднятые кулаки. Кто-то бросил помидор.
Бобби Томпсон вновь обратился к публике:
– С этими последними словами дешевой бравады мистер Ричардс
сойдет со сцены. Завтра в полдень охота начинается! Запомните его лицо! Оно
может оказаться рядом с вами в пневмобусе… на самолете… перед стереовитриной…
на местном килбольном стадионе. Сегодня он в Хардинге. Может быть, завтра – в
Нью-Йорке? В Бойсе? В Альбукерке? В Колумбусе? Тайком прокрадывается в ваши
дома? Донесите на него!
– ДАА!!!
Ричардс вдруг сделал непристойный жест – обеими руками. На
этот раз никак нельзя было подумать, что рывок на сцену симулирован. Ричардса
быстро вытолкали через левый выход прежде, чем они успели разорвать его на
куски перед камерой, лишив таким образом Систему предстоящего пикантного
репортажа.
Глава 080
Счет продолжается…
В боковом помещении Киллиэн корчился от удовольствия.
– Прекрасное выступление, мистер Ричардс! Прекрасное! Черт,
если бы я мог дать вам премию. Этот жест… великолепно!
– Наша цель доставлять удовольствие, – сказал Ричардс.
Изображение на мониторах растворялось, уступая место рекламе. – Дайте мне
проклятую камеру и идите на…
– Последнее не обещаю, – осклабился Киллиэн, – а камера вот.
Он взял ее из рук техника, ласково баюкающего ее…
– Со всем оборудованием и готова для съемки. А здесь пленки.
– Он протянул Ричардсу маленькую, на удивление тяжелую продолговатую коробочку,
завернутую в промасленную ткань.
Ричардс бросил камеру в один карман, пленки – в другой.
– О'кей. Где лифт?
– Не так быстро, – остановил его Киллиэн. – У вас есть
минута… даже двенадцать, строго говоря. Ваш двенадцатичасовой дрейф начинается
официально в шесть тридцать.
Снова раздались вопли ненависти. Оглянувшись через плечо,
Ричардс увидел на экране Лоулина. Его сердце забилось в сочувствии.
– Вы мне нравитесь, Ричардс, и я думаю, вы себя хорошо
покажете, – начал Киллиэн. – У вас есть некий грубый стиль, которым я
бесконечно восхищаюсь. Видите ли, я коллекционер. Пещерное искусство и
древнейшая культура Египта – область моих интересов. Вы больше напоминаете
пещерное искусство, чем мои египетские урны, но дело не в этом. Я хотел бы
сохранить вас – для коллекции, если угодно, – как собирают и хранят пещерные
рисунки Азии.
– Беги, хватай запись колебаний моего мозга, сволочь. Она
есть в досье.
– Я хотел бы дать вам небольшой совет, – продолжал Киллиэн,
не обращая внимания на его слова – У вас нет никакого реального шанса, его и не
может быть, когда вся нация охотится за одним человеком, а Охотники обладают невероятно
сложным оборудованием и подготовкой. Но если вы затаитесь, вы протянете дольше.
Используйте лучше свои ноги, чем любое оружие, которое вам удастся заполучить.
И держитесь поближе к своим. Он поднял палец, чтобы подчеркнуть значение своих
слов. – Добропорядочные граждане, сидящие там, ненавидят вас за смелость. Вы
для них символ нашего темного и расколотого времени. То, что происходило там,
было не только шоу и специально подобранная публика. Они ненавидят вас за
смелость. Чувствуете это?
– Да, – ответил Ричардс. – Я-то понял. Я их тоже ненавижу.
Киллиэн улыбнулся.
– Поэтому они вас убивают. – Он взял Ричардса за локоть;
пожатие было неожиданно крепким. – Сюда.
Позади них Бобби Томпсон ощипывал Лоулина к полному
удовлетворению публики.
Вниз по белому коридору, шаги эхом отдавались в пустоте –
один. Совсем один. Один лифт в конце коридора.
– На этом месте мы расстанемся, – произнес Киллиэн. –
Скоростной лифт на улицу. Девять секунд.
Он предложил руку – в четвертый раз, и вновь Ричардс отверг
ее. Все же он помедлил.
– Что если я поднимусь наверх? – он указал кивком головы на
потолок и восемьдесят этажей над ним. – Кого мне убивать там, наверху? Кого мне
убить, если я доберусь до самого верха?
Киллиэн мягко рассмеялся и нажал кнопку рядом с лифтом,
двери раздвинулись.
– За что вы мне нравитесь, Ричардс, – вы широко мыслите.
Ричардс вошел в лифт. Двери стали сближаться.
– Затаитесь, – повторил Киллиэн, и Ричардс остался один.
У него перехватило дыхание, когда лифт ринулся вниз.
Глава 079
Счет продолжается…
Лифт выходил прямо на улицу. Полицейский стоял у двери лицом
к Мемориальному Парку Никсона, но он не взглянул на выходящего Ричардса; он
только задумчиво побарабанил по дубинке и уставился в мелкую изморось, стоявшую
в воздухе.
Мелкий дождь принес в город ранние сумерки. Огни загадочно
мерцали в темноте, а люди, идущие по Рэмпарт Стрит в тени Здания Игр, казались
бесплотными тенями, так же, как и сам Ричардс. Он глубоко вдохнул влажный, с
привкусом серы воздух. Было приятно, несмотря на привкус. Казалось, что он
только что вышел из тюрьмы на волю, а не из одной сообщающейся камеры в другую.
Воздух – это хорошо. Воздух – это прекрасно.
Держитесь поближе к своим, сказал Киллиэн. Конечно, он был
прав. Не нужно быть Киллиэном, чтобы понимать это. Или сознавать, что самая
жаркая охота будет в Ко-Оп Сити, как только закончится передышка, но к этому
времени он будет за горами и далеко отсюда.
Он прошел три квартала и помахал такси. Он надеялся, что
Фри-Ви в машине будет сломан – как в большинстве из них, – но этот был в
рабочем состоянии и включен на канал А-1, где ярко светились заключительные
кадры «Бегущего». Дерьмо.
– Куда, приятель?
