Глава 023
Счет продолжается…
Спинка кресла перед Ричардсом сама по себе представляла для
него откровение. В ней был кармашек с инструкцией по безопасности. В случае
болтанки пристегнитесь ремнем. Если в салоне упадет давление, наденьте
кислородную маску. Если забарахлит мотор, дополнительные инструкции можно
получить от стюардессы. В случае неожиданной смерти при взрыве, надеемся, что у
вас достаточно запломбированных зубов, чтобы облегчить опознание.
В панели сиденья на уровне глаз был вмонтирован экран
Фри-Ви. Металлическая карточка внизу напоминала зрителям, что на каналы можно
настроиться только при определенном уровне скорости. Панель ручной настройки
канала была к услугам изголодавшихся зрителей.
Внизу и вправо от Фри-Ви находились канцелярские
принадлежности с эмблемой авиации и шариковая ручка «Дженерал Атомикс» на
цепочке. Ричардс вырвал листок из блокнота и неуклюже написал, прижимая листок
к коленке: «Ставлю 99 против 100, что тебя чем-то начинили: микрофон в туфле
или в волосах, а может, передатчик в твоей слюне. Маккоун нас подслушивает и,
держу пари, ждет, когда ты снимешь вторую туфлю. Через минуту закати истерику и
умоляй меня не дергать за кольцо. Я попробую повысить наши шансы на победу.
Идет?»
Она кивнула, Ричардс помедлил, а потом написал: «Почему ты
меня выгораживала?» Она вырвала ручку из его рук, с минуту ее рука застыла над
его коленом,, где лежала бумага, а потом написала: «Не знаю. Ты заставил меня
почувствовать себя убийцей. Твоей женой. И ты выглядел таким… – ручка
остановилась, покачнулась и вывела: жалким».
Ричардс приподнял брови и усмехнулся – это выглядело
обидным. Он предложил ей ручку, но она помотала головой. Он написал: «Приступай
минут через пять».
Она кивнула, Ричардс смял бумагу и запихал ее я пепельницу,
вмонтированную в ручку кресла. Он поджег бумагу. Она вспыхнула и ярко и
мгновенно сгорела, отразившись крошечным отблеском в иллюминаторе. Затем листок
рассыпался в пепел, который Ричардс тщательно растолок.
Через пять минут Амелия Вильямс начала стонать. Это звучало
столь неподдельно, что Ричардс поначалу даже оторопел. Потом до него дошло, что
она действительно не притворялась.
– Пожалуйста, не надо, – говорила она. – Пожалуйста, не
заставляйте меня просить. Я ведь ничего тебе не сделала. Я хочу домой, к мужу.
У нас есть дочь. Ей шесть лет. Она не знает, где ее мама.
Ричардс почувствовал, что брови его поползли вверх и дважды
непроизвольно дернулись в тике. Он вовсе не хотел, чтобы она так хорошо
притворялась. Это было слишком хорошо.
– Он идиот, – сказал он ей, стараясь не изображать речь для
незримых слушателей, – но я не думаю, что он настолько идиот. Все будет
нормально, миссис Вильямс.
– Легко тебе говорить. Тебе нечего терять.
Он не ответил ей. Она была явно права. Нечего терять, кроме
того, что он еще не потерял.
– Покажи ему взрыватель, – молила она. – Ради бога, ну
почему вы не покажете ему взрыватель? Если он поверит вам… и отменит приказ,
отданный людям на земле. Они держат нас на ракетном прицеле. Я слышала, как он
это говорил.
– Я не могу показать ему взрыватель, – сказал Ричардс. –
Если я вытащу устройство из кармана, значит, придется поставить кольцо на
предохранитель или подвергнуться риску случайного взрыва. Кроме того, – добавил
он, и в голосе его зазвучала издевка, – я не думаю, что я бы показал ему
взрывное устройство, даже если бы и мог. Этому слизняку есть что терять. Пусть
попотеет.
– Мне кажется, я этого не вынесу, – с тоской проговорила
она. – Думаю, мне лучше толкнуть вас – да и дело с концом. Это единственный
способ со всем этим покончить, не так ли?
– Вы не должны – начал было он, но тут дверь, разделяющая
второй и первый класс, распахнулась, и Маккоун наполовину вошел, наполовину
бросился вперед. Его лицо выражало спокойствие, но сквозь это спокойствие лицо
его странно лоснилось, Ричардсу был знаком это блеск. Так блестят лица от
страха – белым, восковым и взволнованным блеском.
– Миссис Вильямс, – сказал он преувеличенно бодро. –
Пожалуйста, не откажите в любезности, приготовьте кофе на семерых. Боюсь, в
этом полете вам придется побыть за стюардессу.
Она встала, не глядя на них.
– Где это можно сделать?
– Там, чуть подальше, ласково подсказал Маккоун. – Идите
прямо и прямо. Он вел себя так угодливо. Такой был внимательный и одновременно
готов был растерзать Амелию Вильямс, как только она выкажет знак расположения
Ричардсу.
Она проделала путь вдоль кресел, ни разу не оглянувшись.
Маккоун воззрился на Ричардса и сказал:
– Если я пообещаю тебе амнистию, ты откажешься, парень?
– Парень. В твоих устах и это звучит как-то похабно, –
изумился Ричардс.
Он согнул свободную руку, посмотрел на нее. На руке были
запекшиеся струйки крови, вся она была усеяна крошечными ссадинами и
царапинами, полученными во время его путешествия с разбитой коленкой по лесам
на юге штата Мэн.
– Правда, сально звучит. Звучит как кило жирных гамбургеров
на сковородке. В магазинах Ко-Оп Сити можно купить только такие. – Он взглянул
на тщательно скрываемое брюхо Маккоуна. – Да вот еще это. Это больше похоже на
требуху. Превосходного качества.
Никакого жира, кроме этого морщинистого опояска снаружи.
– Так как насчет амнистии, – повторил Маккоун. – Как звучит
для тебя это слово?
– Как ложь, – улыбаясь, произнес Ричардс. – Как сальная
сраная ложь. Неужели ты думаешь, мне неизвестно, что ты всего лишь наемный
убийца?
Маккоун весь вспыхнул. Он не порозовел, нет, лицо его стало
жестким и красным, как кирпич.
– Хорошо бы, если бы тебя потом отдали нам, – сказал он. – У
нас есть такие сверхплотные дубинки. Они бы в момент сделали твою башку похожей
на тыкву, упавшую на асфальт с крыши небоскреба. Эти дубинки наполнены газом.
Они взрываются при контакте. А вот еще хорошая вещь – выстрел в живот…
Ричардс крикнул:
«Получай! Я дергаю за кольцо!»
Маккоун хрипло взвизгнул. Шатаясь, сделал два шага, по
дороге ударился крестцом о ручку кресла номер 95 и, не удержавшись, рухнул в
кресло, как человек в петлю, молотя в воздухе руками, будто неистово
отмахиваясь от кого-то.
Его руки застыли, обхватив голову, как окаменевшие птицы с
растопыренными крыльями. В этой гротесковой рамке его лицо смотрелось как
известковая маска смерти, на которую кто-то для смеха нацепил очки в золотой
оправе.
