Получилось хорошо. Эти дуры говорят на своем особом, обезличенном языке, и мне почти удалось попасть в струю. К тому же, похоже, Сунь как-ее-там и сама так считает.
И тут выскакивает Аманда Драммонд.
- Но ведь мы играем определенную социальную роль, и в этой роли, роли служителей правопорядка, обязаны принимать на себя ответственность за проблемы общества. Я бы сказала, что это не требует доказательств.
Вот же дура. И это точно не требует доказательств.
- Я выражал свою личную точку зрения. Мне казалось, вы это хотели услышать. На установочном инструктаже сказали, что мы должны реагировать как личности и не прятаться за профессиональными ролями. Разумеется, как служитель правопорядка я согласен с тем, что на нас ложится и дополнительная ответственность.
Желторожая явно смущена моим заявлением и уходит от ответа. Стандартная тактика, к которой так часто прибегают преступники. И это полиция? Ха!
- Хорошо сказано, Брюс, - покровительственно замечает она. - Кто желает добавить?
- Самая большая проблема, - начинает Гас, - и я знаю, что вам не понравится то, что я скажу, но это необходимо сказать - состоит в том, что именно черные совершают большую часть преступлений. - Он поворачивается ко мне. - Ты работал в Лондоне, Роббо. Скажи им.
- Я могу говорить только о том времени, когда я сам работал в Страуде, - с бесстрастным видом отвечаю я и смотрю на Леннокса.
Его лицо ничего не выражает, но в глазах напряжение. Держу пари, парень уже нанюхался. Ставлю четыре против одного.
- А что Страуд-Грин? - настораживается китаеза.
- Я считаю неуместным обсуждать отдельные проблемы того или иного конкретного района, - резко заявляю я.
- Хорошо, - нерешительно говорит она.
Дамочку щелкнули по носу, и ей это не понравилось. Хотя истинная проблема в общем-то не в этом. Если мы будем молчать, эти сучки не постесняются заполнить пробелы своей дерьмовой трескотней. Итак, мы слушаем нудную лекцию, ждем перерыва на кофе и потихоньку дремлем, притулившись к теплым батареям.
Наконец объявляют перерыв, однако к кофе дают только какое-то сраное печенье. Обычно я беру булочку в столовой или что-нибудь у Кроуфорда, но на сей раз все забыто и заброшено в суете дурацкого курса любви к черному брату. Им нет никакого дела до других, они озабочены только собственными проблемами. Беру кофе и отхожу к Клеллу. Намеренно держусь подальше от Гаса. Неплохой парень, но у него что на уме, то и на языке. Ему не хватает осторожности, осмотрительности, а эти сучки только того и ждут. Вот Леннокс, тот понимает что к чему. Зато слишком пронырлив.
Наш юный мистер Леннокс далеко пойдет, это уж как пить дать.
Мы стоим втроем - я, Клелл и Гиллман, - и тут к нам присоединяется эта пташка с американским акцентом. Наверно, ходила в крутые школы. В разных странах. Ненавижу этих привилегированных ублюдков. Все остальные для них пустое место, если ты им и нужен, то лишь для того, чтобы подтирать за ними их же дерьмо, и чаще всего они правы. Одного они не знают: ты всегда крадешься в темноте. Возможность нанести удар, вероятно, и не представится, но ты всегда там, всегда наготове. На всякий случай.
Рот у чертовой суки не закрывается, она треплется и треплется. Стандартная тактика: хочет расположить нас к себе, разговорить, заставить открыться. Но мы держимся твердо. Клелл, правда, еще отвечает, говоря то, что она хочет услышать, но воли языку не дает, побаивается. При этом он вызывающе поглядывает на нас с Гасом. Когда имеешь дело с такими вот сучками, то лучше всего прикинуться деревом. Самые умные из уголовников хорошо это знают: просто посылают всех и рот па замок. В общем, она трещит, а я киваю, глядя ей в глаза и наблюдая за тем, как шевелятся ее губы, и постепенно начинаю думать о том, что у нее под юбкой. Ничего такого в ней нет, но тело аккуратное. Задница фигуристая, с выгибом. У меня свой девиз: не смотри на каминную полку, когда ворочаешь уголья. И, скажу откровенно, он не раз служил мне верную службу. Правила везде одни и те же.
Словно прочитав мои мысли, она краснеет и смотрит на часы.
- Что ж, пора двигаться дальше...
Подожди еще минутку, сучка, и мы с тобой задвигаемся по-другому. Сыграем в мою игру. Ты же не прочь...
Леннокс разговаривает с Амандой Драммонд. Не иначе как хочет помочить конец, грязный ублюдок. Хотя какой там у Леннокса конец. Прыщик. Драммонд замечает, что я смотрю на них, и отворачивается. Я бы ей тоже вставил, ну хотя бы потехи ради. Например, в сортире, если бы выпала свободная минутка между кроссвордом и перерывом. Леннокс возит указательным пальцем по клюву. Хладнокровный ублюдок, но ведь за всем не уследишь, и этот жест выдает, что за внешним спокойствием он комок нервов.
Да, Леннокс, да, пизденыш, ты еще узнаешь.
Мы возвращаемся в зал. Клелл разыгрывает из себя милого парня, Гас поддакивает, а я изображаю тупой угол. Жарко, и меня начинает немного мутить. В животе появляется неприятное чувство и ощущение тяжести. Как будто во мне что-то есть, и оно растет, крепнет, набирает силу. Может быть, опухоль вроде той, от которой умерла моя мать. Наша семья предрасположена к этой чертовщине. Но она была... Я начинаю потеть. Пот. Густой обильный пот. За ним всегда приходит приступ паники.
Пиздец!
Мать вашу!
Я не Басби и не какой-нибудь слабак, который не в состоянии справиться со стрессом. Эти мудаки никогда ничего не узнают, никогда ничего не поймут, потому что я лучший, я лучше их всех, я сильнее всей этой гребаной компании вместе взятой.
Я извиняюсь и иду в туалет. Меня трясет, зубы стучат. Сажусь на крышку унитаза. Как чешется задница. Надо чем-то простерилизовать ее; горячей водой или острой болью. Туалетная бумага оказывается достаточно жесткой. Вот же скоты! И как, по их мнению, можно работать...
Чешусь как проклятый, пока глаза не начинают слезиться. Фокусируюсь на боли. Дыхание постепенно приходит в норму, дрожь проходит. Пытаюсь сгонять всухую, воображая то узкоглазую пташку, то Аманду Драммонд, без всего, но ничего не получается. Надо было прихватить с собой газету. На третьей странице была какая-то новенькая шлюшка; по крайней мере я ее раньше не видел.
Возвращаюсь, так до конца и не придя в себя. Все поворачиваются и смотрят на меня.
- Брюс, вы в порядке? - спрашивает Аманда Драммонд. - Выглядите вы не очень. Как самочувствие?
Нападение - лучшая форма защиты. Я смотрю ей в глаза.
- Мне было бы намного лучше, если бы я понимал, что здесь делаю. Как и некоторые из моих коллег, я занят расследованием убийства. Я пытаюсь раскрыть преступление, совершенное в отношении представителя группы этнического меньшинства. Меня отвлекли от работы, чтобы убивать время здесь. - Все это я говорю таким тоном, чтобы Драммонд стало ясно: я не считаю ее членом опергруппы. - Ответьте мне, если сможете, на такой вопрос: что больше способствует расовой гармонии, этот семинар или раскрытие убийства? Потому что протирая штаны здесь, сестренка, мы уж точно не найдем преступника.
