Джейсон. Имя выбрал он. Собственно, и всё. Люси он сказал, что никогда не станет таким, как тот старый упырь, ублюдок, который бросил их с матерью, что он будет хорошим отцом. Он с таким жаром отдался желанию стать максимально непохожим на старого гондона, что и не заметил, как все его усилия ушли на поверхностные признаки, и на самом деле они – как две капли воды.
Терри вспомнил тот период, когда он решил постараться стать частью жизни своего сына. Он забрал его от Люси, и они пошли на матч, на Истер-роуд. Мальчик скучал, разговор не клеился: слово из него вытянуть, что зуб вырвать. Один раз, поддавшись эмоциям, он попытался обнять Джейсона. Мальчик смутился и напрягся так же, как вот сейчас Биррелл. Его собственный сын заставил его почувствовать себя последним отбросом.
В следующее воскресенье он решил отвести Джейсона в зоопарк. Ему подумалось, что ребёнку интересно будет в компании с кем-нибудь из сверстников. Он слышал, что матери Голли иногда по выходным отдавали малышку Жаклин, а она чуть младше Джейсона.
Он отправился к ней и позвонил в дверь.
– Что тебе надо? – спросила она с потусторонним холодом в голосе, и её большие глаза – прямо как у сына – расширились и затягивали в себя.
Терри не смог выдержать этот взгляд, он резал по живому. Под этим взором он чувствовал себя, как заключённый концлагеря, который задумал побег и вдруг оказался в луче прожектора. Он нервно кашлянул.
– Э… Я слышал, что вам привозят малышку по выходным… я тут подумал, мы с моим пацаном собираемся в зоопарк в воскресенье… вам не нужно передохнуть, так я взял бы заодно и Жаклин…
– Да ты шутишь, – произнесла она ледяным тоном, – отпустить внучку с тобой?
Ей даже не надо было добавлять «после того, что случилось с моим сыном», это было написано у неё на лице.
Терри хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле, и эмоции грозили выхлестнуть наружу. Он заставил себя многозначительно так посмотреть на Сьюзен Гэллоуэй, через собственную обиду постигая её боль. Если б он мог побороть в себе эту обиду, выдержать её взгляд, тогда б она, может, и смягчилась и они смогли бы поговорить по душам, разделить свою боль. Как поступил бы Билли сучий Биррелл. Однажды он видел, как миссис Гэллоуэй выходила из его большой блестящей машины и Билли подносил ей мешки с продуктами. Ну конечно, практическая помощь Биррелла всегда кстати, это так приятно. Кроме того, он известный спортсмен, а теперь ещё и преуспевающий бизнесмен. Даже Юарт, наркотой насквозь пропитанный, и тот был супердиджей и, по слухам, миллионер. Тут полагается козёл отпущения, и тот, кто остался в спальном районе, на задворках жизни, вполне подходит на эту роль. Тогда до него дошло, что в этом и есть его жребий. А уж Голли он любил не меньше других. Отвернувшись от матери своего погибшего друга, Терри, будучи трезвым, пошёл вниз пошатываясь, неуверенно, как беспомощный, жалкий алкаш, каким она его себе и представляла.
Теперь его шатало ещё больше. Он ещё крепче прижался к Катрин и посмотрел на Лизу, которая наградила его сверкающей улыбкой. Потрясающая девушка, толковая, сексуальная тёлка, которой нравится пить коктейли и фачиться. Стопроцентно его тип, чего ещё желать, сбылать мечта буквально. За последние несколько лет его стандарты существенно снизились, но теперь он с Лизой. Уж её-то ему хватит за глаза и за уши… таким вот образом Джус Терри подпёр своё эго и восстановил равновесие. Придётся следить за собой. Выходить почаще на люди. Заняться чем-нибудь. Он всё хандрил по Золотому веку, которого и не было никогда, а жизнь проходила мимо.
Билли тем временем от него подустал. Хватило ему этого шутника; припёрся, колышется на несуществующем ветерке и тягает Катрин Джойнер туда-сюда, будто она тряпичная кукла.
– Терри, хватит с тебя, дружище, я закажу тебе такси до дома.
– Не надо мне такси, Биррелл, – запальчиво возразил Терри Лоусон, взял свой бокал шампанского и сделал несколько впечатляющих глотков, – вот шампусика выпью, тогда пойду.
Билли пристально посмотрел на Терри. Во взгляде его не было ни дружбы, ни проглого, и Терри пробрал этот холод. На него смотрели как на назойливого пьяницу, который может затеять свару. И всё. Никакого Эндрю Гэллоуэя. Как будто ничего и не случилось. А может, мальчика-то и не было. Ну конечно, на похоронах они обменялись парой фраз, но ведь тогда оба были в шоке. С тех пор Билли так ни хера и не сказал. После того происшествия он полностью сконцентрировался на предстоящем бое. А ведь до поединка Терри ужасно гордился своим другом. Он без смущения, каких-либо подъёбок и иронии называл его Бизнесом. Его друг должен был стать чемпионом мира. Билли – машина. Но потом, когда этот уэльский парень его положил, сквозь уязвлённую гордость проступило злорадное удовлетворение.
Билли отвернулся. Терри – прожигатель грёбаный. Совсем пошёл под откос. Спору нет, постебаться он и сейчас горазд, но в шутки пробрались злость и горечь. Он сожалел, что тогда, много лет назад, так резко обрубил с ним, но Терри стал для него мрачной обузой. Многие говорили, что он так и не оправился после гибели Голли. Но он сам, Билли Биррелл, облоамался ничуть не меньше других. Но прошлое нужно оставлять в прошлом, нужно двигаться вперёд. Голли сам бы так и сказал, если б мог; он любил жизнь и предпочёл бы, чтоб его друзья шли дальше и брали от жизни всё. Терри вёл себя так, будто только ему от этого плохо и это даёт ему право охуевать и бычить на всех и каждого. Есть подозрения, что, если б не история с Голли, он бы нашёл себе другое оправдание.
Конечно, ему хотелось рассказать Терри, что, когда он шёл на бой со Стивом Морганом из Порт-Талбота, Билли Биррелл готов был порвать его на куски. Кто-то должен был ответить за то, что произошло с Голли.
А когда вышел на ринг, он просто не мог пошевелиться.
Всё свалили на щитовидку, и этот фактор нельзя отрицать, но Билли знал, что он бы сделал Моргана, встав с предсмертного ложа. В первом раунде они ударились головами, у Моргана пошла кровь носом. А потом случилось вот что. В Моргане угадывались знакомые черты. Раньше он не замечал, но теперь видел с болезненной ясностью. Короткие чёрные волосы, большие карие глаза, желтовая кожа и этот крючковатый нос. Резкие движения и беспокойная, тревожная мина на лице. И кровь, что капала у него из носа. Тут до Билли дошло, что этот уэльский боксёр – вылитый Голли.
И всё. Не пошевелиться. Не то чтоб ударить.
Билли понимал, что с ним что-то не так. Впервые он почувствовал это ещё до поездки в Мюнхен. Он постарался скрыть это от Ронни, который, в своб очередь, старался скрыть это от спонсоров. Спортивная форма – это всё. Билли считал, что, если ты не в форме, ты лишён самого необходимого для достижения победы в любом единоборстве, будь то бокс, теннис или сквош, а именно – возможности диктовать темп. Если в поединке темп задаёт соперник, значит, ты теряешь устойчивость и силу духа. Поэтому Билли и решил, что когда она перестанет расти, то уйдёт с ринга. Однако бой с Морганом – это отдельная история. Его перспективы, его будущее во многом зависили от этого поединка. На ринг измученный Билли Биррелл вышел из чистой гордости. О том, чтоб диктовать темп, не было и речи; мощный удар – единственное, на что он мог рассчитывать. Но когда по рингу завальсировал призрак Гэллоуэя, Биррелл лишился последнего шанса.
