— Вы все, чертовы долбоебы, гоните одно и тоже фуфло. Вы все, блядь, употребляете, так? Никто не продает. Он просто растет на деревьях, да?
— Не, на полях, — сказал я, немедленно об этом пожалев.
— Что ты, твою мать, сказал? — он поднялся, стукнув кулаком по столу так, что костяшки побелели.
— Маковые поля. Опиум. Растет на полях, — промямлил я.
Его рука обхватила мою шею и стиснула ее. Он продолжал давить. Такое впечатление, словно я наблюдал со стороны, как душат кого-то другого. Я вцепился обеими руками в его руку, но не смог ослабить хватку. Это сделал Серебряный.
— Оставь, Джордж. Достаточно. Отдышись, сынок.
В моей голове беспощадно стучало от прилива крови, и я чувствовал себя так, будто мои легкие никогда снова не заполнятся до полного объема.
— Мы знаем расклад, сынок, мы приготовили для тебя на подпись показания. Я не хочу, чтобы ты подписывал что-то, о чем будешь потом сожалеть. Даем тебе время. Взгляни на них. Прочитай. Усвой. Как я сказал, даем тебе время. Все, что ты хочешь изменить, мы можем изменить, — вкрадчивым голосом втюхивал он мне.
Темноволосый избавился от враждебности в своем голосе.
— Сдай нам ниггера, сынок, и ты можешь уйти отсюда с этим. Лучший фармацевтический продукт, а, Фред? — он дразняще помахал герой передо мной, доставляя мне танталовы муки.
— Так они сказали мне, Джордж. Давай, Юэн, приди в себя, расслабься. Ты кажешься достаточно приличным типом, забей на все это. Считай, что тебе крупно повезло, рыжий, выше головы не прыгнешь.
— Шотландцы, англичане, никакой разницы, не правда ли? Мы все белые люди. Париться в тюрьме из-за какого-то чертова Конго? Пораскинь мозгами, Джок. Еще один долбанный цветной говнюк сядет, кто он для тебя, а? В них уж точно нехватки не будет, как думаешь?
Подстава. Козлы в белых рубашках. Они упрятали Дрю из Монктонхолла в Оргрив за забастовку "84-го. Теперь они хотят Донована. Не тот цвет кожи. Они представили его начальству как Крупную Шишку. Эти показания читались как Агата Кристи. Дон и я однажды схлестнулись, но он был свой. На самом деле он был мне больше братом, чем какая-нибудь родня. Но что он рассказал обо мне? Солидарность в отказе, или же он сдал меня с потрохами? Эти паскудные показания читались как Агата Кристи. Что насчет Эндж? Она, наверное, сдала всех только за тем, чтобы спасти свою шкуру. Меня начало ломать, стало по-настоящему херово. Если я подпишу, то получу ширево. Я смогу вмазаться. Рассказать газетам историю о том, как они получили эти показания. У НИХ НИ ХУЯ НА МЕНЯ НЕТ. Ломка. Отрава. Дон. НЕ ПОДДАВАЙСЯ ломка гера ДАЙТЕ МНЕ ЧЕРТОВУ РУЧКУ, они упрячут Дона, упрячут его за всю эту Агату Ебаную Кристи ДАЙТЕ МНЕ ЧЕРТОВУ РУЧКУ.
— Дайте мне ручку.
— Знал, что у тебя есть мозги, Джок.
Я сунул пакетик порошка, мои тридцать серебренников, в задний карман. Они порвали полицейский протокол. Я был свободен. Когда я вышел в приемную, то увидел сидевшую там Эндж. Я понял, что она тоже продалась. Она горько взглянула на меня.
— Правильно, вы двое, — сказал дежурный коп. — Свободны и держитесь подальше от неприятностей.
Два копа, допрашивавшие меня, стояли рядом с ним. Я обрадовался возможности уйти. Эндж была так нетерпелива, что бросилась к зеркальной стеклянной двери сразу же, как только коп сказал нам убираться. Когда стекло и ее голова соприкоснулись, ее, казалось, отбросило на колени, и она дрожала, словно мультяшка. Я нервно засмеялся, присоединившись к гоготу копов.
— Глупая пизданутая шлюха, — презрительно ухмыльнулся темноволосый.
Эндж пребывала в прострации, когда я вывел ее на воздух. Слезы струились по ее лицу. На ее лбу образовалась шишка.
— Ты заложил его, твою мать, да? ЗАЛОЖИЛ, ДА?
Макияж потек. Она выглядела как Элис Купер во время самого неудачного представления за всю свою историю.
— А ты, тогда, нет?
Молчание было красноречивым, затем она призналась утомленным голосом.
— Да, ну, вынуждена была, чтобы самой не загреметь, а? Я просто должны была выбраться оттуда. Мне было по-настоящему хреново.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — согласился я. — Мы разберемся со всем этим позже. Повидаем адвоката. Расскажем чуваку, что мы дали показания под давлением. Дон выйдет на волю смеясь. Даже получит компенсацию. Сначала вмажемся, придем в себя и повидаем адвоката. Свидетельство о неправильном дознании поможет Дону в судебном процессе. Оправдаем его. Он, черт возьми, отблагодарит нас за это!
Я понимал, что все это вилами на воде писано. Я слинял; оставил Дона перед какой-там-угодно судьбой, ожидающей его. Просто я мог чувствовать себя лучше, если бы прошел через этот сценарий.
— Да, давай вытащим его, — согласилась Эндж.
Снаружи участка стояла группа демонстрантов. Казалось, будто они устроили тут круглосуточный пикет. Они протестовали против жестокого обращения с молодыми черными, и особенно насчет Ирла Бэррата, чувака, угодившего в Стоуки, свалившегося однажды ночью с лестницы, и вышедшего обратно в полиэтиленовом мешке. Скользкие ублюдки, эти ступеньки.
Я узнал чувака из черной прессы, The Voice, и направился прямо к нему.
— Послушай, приятель, они забрали туда одного черного парня. Они по-настоящему уделали его. Заставили нас подписать на него показания.
— Как его зовут? — спросил чувак. Роскошный Афро-английский голос.
— Донован Прескотт.
— Чувак из Кингсмид? Героинщик?
Я стоял, глядя на него, и его лицо посуровело.
— Он не сделал ничего плохого, — взмолилась Эндж.
Я ткнул в него пальцем, проецируя мой гнев с себя на него.
— Напечатай ебты или будь проклят, ты, козел! Не имеет значения, кто он такой, он обладает такими же правами, как и любой другой ублюдок!
— Как твое имя, мужик? — спросил репортер.
— А какое это имеет отношение к делу?
— Зайдем в офис. Сфотографируем тебя, — улыбнулся Афро. Он знал, что это было без мазы. Я ничего никому в этом случае не скажу; полиция тогда откроет сезон охоты на меня.
— Да делай, что хочешь, твою мать, — сказал я, поворачиваясь.
Крупная женщина подошла ко мне и стала кричать.
— Они держат там хороших Христианских мальчиков. Лероя Дюкейна и Орита Кэмпбелла. Мальчиков, не сделавших ничего плохого. Именно об этих мальчиках мы здесь говорим, а не о каком-то грязном наркотическом дьяволе.
Высокий раста в Джон Ленноновских очечках угрожающе поднял плакат прямо перед моим носом. На нем было написано:
РУКИ ПРОЧЬ ОТ ЧЕРНОЙ МОЛОДЕЖИ
Я повернулся к Эндж и потащил ее, дрожа, подальше от этой заварухи, и несколько ругательств и угроз, выкрикнутых нам вслед, звенело в моих ушах. Я думал, что за нами следят. Мы шли в молчании и не проронили ни слова, пока не дошли до станции Далстон Кингслэнд. Параноидальный Город.
