Эти слова, судя по всему, ударили по больному месту, и то, о чем Эрик умолчал, — с не меньшей эффективностью, нежели сказанное. Кейс гневно пошел прочь, яростно шепнув напоследок:
— Вот что я тебе скажу: я дождусь подходящего момента. И не смей им рассказывать. По крайней мере, это ты мне должен.
— Полагаю, ты высчитывал, кто кому что должен, думая не о материальных благах, — заметил Эрик, вспоминая о деньгах, которые он потратил только на одну выпивку для старого пьяницы.
Кейс нахмурился:
— И что это должно значить?
— Ничего. Забудь. Ладно, Кейс, пусть будет по-твоему. Я — могила.
Прошло несколько часов, прежде чем выяснилось, что насчет возраста Сиель Киоун пошутил. На самом деле ей было девятнадцать. Когда Шарфи сказал ему об этом, Эрика внезапно охватило острое сожаление, что Анфен не оторвал рыжему голову сразу, хотя испытанное им облегчение было настоящим подарком небес.
Тем временем стало ясно, что лес не припас для них подходящей тропы — пришлось брести по скользкому чернозему, продираясь через густой кустарник, изредка расступающийся и открывающий поляны, заросшие жесткой травой. Деревья по большей части походили на знакомые иномирцам сосны и эвкалипты, некоторые с толстыми, крепкими сучьями, другие — тонкие, ломкие и с виду напоминающие скелеты. Можно было поохотиться по дороге за существами, имевшими большое сходство с оленями и кроликами. Поймать их оказалось несложно, и мясо оказалось хорошим — похоже, жили они на свете лишь для того, чтобы кормить путешественников. Эрик пытался не думать о том, что беспокоило его в этих зверьках и почему они казались не вполне реальными. Словно наброски, сделанные другой природой. Каждый похож на другого, принадлежащего к тому же виду. Но с людьми ведь совсем не так. Да и с животными, которые встречаются в нашем мире, тоже: они все разные — вороны, собаки, лошади…
По мере того как дни сменяли друг друга, отряд погружался все глубже в леса; вездесущий туман окутывал все вокруг, как призрачное молочно-белое одеяло, не поднимаясь ни на миг. Местами он оказался настолько густым, что приходилось идти вслепую, вытянув вперед руки, чтобы не наталкиваться на деревья. Пока не было ни единого признака, что здесь и впрямь обитают привидения, которых так боялся Шарфи, если только не считать таковыми своеобразные голоса птиц, которых они ни разу еще не видели. Возможно, эти звуки и исходили из призрачных глоток, отмечая продвижение незваных гостей.
Периодически в просеках и на больших полянах странники находили останки старых деревень — бревенчатые хижины или каменные домики, в которых давно никто не обитал. Путешественники то и дело останавливались, чтобы исследовать покинутые жилища, ни разу не найдя признаков недавнего пребывания здесь людей или животных; в этих местах были лишь заброшенные колодцы и деревья, молчаливо стоящие на страже. Ноги то и дело спотыкались о древние кости, торчащие из земли. Эрик подслушал тихий разговор Шарфи и Анфена о резне и массовых казнях солдат, оставшихся от загнанных в ловушку войск противника и бродивших здесь. Их тела гнили сваленными в неглубокие канавы без достойного захоронения, а потому в лесах осталось множество неупокоенных и весьма недовольных этим обстоятельством духов.
Путники купались в холодных ручьях, когда удавалось на них набрести, — все вместе, поскольку не самое подходящее было время выказывать скромность или смущение, даже если туман редел ненадолго. Эрик вскоре разглядел, что у Шарфи столько же шрамов на покрытой волосами спине, сколько и на голове и руках, а глубокие пересекающиеся белые линии могли быть только памяткой о порке плетьми. Сиель почти не говорила с ним — как и с кем-либо другим, лишь сообщая что-то важное или необходимое. Она отдалилась явно не просто так, и Эрик до сих пор не понимал почему. Снова и снова он мысленно возвращался к сцене на холме и все время видел, как она отворачивается, не давая поцеловать себя, а затем пассивно принимает его ласку, глядя в сторону, в никуда, словно ожидая, чтобы он поторопился и закончил то, что начала она. Можно подумать, это он схватил ее и уложил на землю. «А разве не так? — подумал Эрик. — Если она сочла, что ты принц, разве не эта ложь заставила ее в итоге предложить тебе свое тело? Так какая разница?» По мере того как проходили дни и путешественники забирались все дальше и дальше в чащу, отдаляясь от мира, который он знал, в нем нарастало желание сделать именно так: отбросив в сторону рассуждения о добре и зле, схватить ее, бросить на землю и снова взять.
Одинокие ночи они проводили порознь, боковым зрением замечая белые силуэты, которые словно приносили с собой пронизывающий холод. Ветер, которого никто из путников не ощущал, нашептывал что-то свое, шурша в траве и кустарнике, словно кто-то вздыхал от боли и начинал плакать. Однако, стоило обернуться и приглядеться, видения ускользали, оставаясь при этом в пределах видимости бокового зрения.
— Глупые старые призраки! — как-то ночью заорал Луп, когда силуэты не разбежались, а устроились на краю маленькой просеки на вершине холма, озарив лагерь потусторонним мерцающим сиянием. — Идите прочь, оставьте нас в покое хоть ненадолго. Вы со своими всхлипами и стонами пытаетесь на всех нас наслать кошмары. Ну так идите сюда! Следуйте за мной и расскажите о своих проблемах — и покончим с этим! Да, да, у вас тоже есть проблемы, как и у живых, будь они неладны, так что пройдемте…
И он, ворча что-то себе под нос, направился за кусты, а светящиеся силуэты действительно полетели за ним следом. Лупа долгое время не было видно, однако вернулся он уже без призраков.
— Не обращайте на них внимания, — зевнув, посоветовал он, словно призраки — всего-навсего шумные соседи, устроившие вечеринку. — Они делают воздух холоднее, ну так что с того? Вреда они не причинят, только проверяют, кто мы такие и почему наши ноги так шумят — специально ли мы наступаем на их кости или же нет. Чтобы совершить настоящую пакость, им понадобится взять пару уроков довольно мерзких заклинаний, вмешивающихся в мир мертвых, это уж точно. Эти печальные бедняги таких не знают.
Сиель почему-то это не успокоило, и она продолжала стонать и всхлипывать во сне. Эрик неожиданно обнаружил, что его больше не терзает похоть; вместо этого, ему хочется погладить ее по волосам и сказать, что все будет в порядке.
Луп заметил, как иномирец наблюдает за спящей девушкой, и прошептал:
— Она видит, что произошло здесь в тот день, только и всего. — Заметив удивление Эрика, он добавил: — О да. У нее есть Талант, это точно. Правда, девочка не может им управлять или сдерживать проявления. Но на этом самом месте когда-то произошли плохие вещи, страшные. Она слышит их, так громко, словно все происходит прямо сейчас, вон там. Пыталась скрыть, храбрая девочка, но сегодня это невозможно. Это плохое место. Здесь погибли мужчины, воины, обладавшие честью, они приняли смерть, которой не заслужили, и их было много, очень много. Она это слышит.
В ночной тиши лишь слабый ветерок нашептывал что-то деревьям. Эрик лег на спину и представил, что тоже может слышать эти звуки — ужасные крики боли из уст незнакомцев, чьи кости кое-как присыпаны землей, чьим мукам никогда не суждено закончиться, и поэтому их крики по-прежнему слабым эхом отдаются от стволов деревьев, которые слушают их сегодня так же бесстрастно, как и в ту жуткую ночь.
