— Так и есть! Так и есть!
Девушка вытерла глаза и нос.
— Сегодня было еще хуже, чем когда я заболела и потеряла голос или когда тот старик… — Она поспешно прикусила язык, не рискнув рассказать Призраку о таинственном посетителе, чьего возвращения она втайне желала. — Это ужасно. Эти звуки, крики… Ужасно. Что они делают там с людьми? И нянюшка все время стояла у двери, говоря гадкие вещи, впрочем, как обычно…
— Нам жаль, что он заставляет тебя плакать для него, честное слово, — повторил Призрак. — Но он должен отыскать в тебе нечто, причиняющее ему беспокойство, и заставить тебя навсегда расстаться с этим. Вот почему он делает это. Неужели ты не понимаешь? Та часть тебя, которая заставляет желать остановить их, не дать им совершить все эти жуткие вещи, спасти чужую жизнь. Именно она его беспокоит. Вот от чего ты должна избавиться.
— Ты уже и раньше говорил мне об этом, но я по-прежнему ничего не понимаю. Не думаю, впрочем, что я хочу это понять.
— Азиель, мы пришли, чтобы сказать тебе…
Она бросилась на постель, прижавшись лицом к одеялу, чтобы Призрак не мог разобрать ни слова, сказанного искаженным от рыданий голосом:
— Сегодня и вчера. Маленький голосок внутри меня просто сказал: «Не сегодня! Не делай этого, что бы ни случилось. Виноват он, а не ты». И я молчала. Я затаила чувства внутри, закусила рукав и притворилась, что за стеной убивают животных для кухни. Прямо как вчера. Но я не знаю, что буду делать, если они начнут то же самое завтра. Я просто не знаю…
— Мы пришли сказать тебе, что сегодня был последний день. Так сказал By, велел твоей нянюшке и охранникам прекратить. Мы слышали их беседу. О, как он перепугал их! Азиель, он считает, что ты сделала это.
— Что сделала? — буркнула девушка, не поднимаясь с постели.
— Избавилась от милосердия. От той части себя, которая так мешала ему. Азиель! Он думает, что ты наконец научилась.
— Чему научилась?
— Быть такой, как он, не похожей на… на его подданных. Разве ты не понимаешь, что все это время он желал твоего молчания? Не важно, что происходит за стеной. Он хотел, чтобы ты слышала крики и позволила мучить других людей. Специально. Он знал, что однажды не услышит криков из твоего окна, и это может означать только одно: ты это сделала!
Одно из других лиц осторожно забралось в большой осколок, заменив предыдущее.
— Поэтому мы здесь, Азиель, — глубоким, грустным голосом произнесло оно. — Что-то в тебе — в твоем обучении — изменило его. Поразило, похоже. Мы не знаем почему.
Она резко села на постели, чувствуя, как колотится сердце.
— Это ведь не… не та перемена? О которой толкует Архимаг?
— Мы не знаем. Мы наблюдаем за Архимагом, но не понимаем, чего он… постой, он идет сюда!
— Стой! Вернись, пожалуйста, Призрак, если тебе не трудно! Прошу тебя, ты сможешь вернуться позже?
Но осколки окна и длинное зеркало, стоявшее в углу, отражали теперь лишь ее комнату.
Стук, топ, шарк. Стук, топ, шарк. Постукивание посоха Архимага, шарканье покалеченной ноги — звуки столь же знакомые, как и стены ее комнаты или небо, видимое из окна. Как неожиданно наступившая тишина, позвякивание ключей в руке колдуна, скрежет замка и тихий щелчок. Наконец в комнату заглянуло изуродованное лицо, отвратительное даже для Азиель, любившей глубокий, поставленный голос Архимага — и иногда даже его неприятный запах. Как сейчас, например. Значит, он недавно колдовал. Он обещал, что не будет этого делать без крайней необходимости. Азиель не нравилось, что он колдует, потому что магия причиняла сильную боль.
Черное перо застряло в воротнике. Она протянула руку, чтобы вытащить его, и это движение вызвало улыбку на здоровой половине лица Архимага. Обожженная его часть даже не дернулась.
Он вновь менял образ, превращался в огромную черную птицу. Так колдун поступал лишь тогда, когда ему необходимо было тайно попасть куда-нибудь. Девушка чувствовала жар, исходящий от тела гостя, хотя кончики трех огромных рогов уже не дымились.
— Можно ли мне присесть? — спросил Архимаг, зная, что подобная вежливость — пусть и совершенно ненужная — доставляла девушке удовольствие.
— Можно, — отозвалась та, сделав реверанс.
Наблюдая за осторожными движениями Архимага, она поняла, что он только что вернулся из дальнего странствия. Он не был оборотнем от природы, поэтому удерживать животную оболочку колдуну было нелегко, как человеку долгое время сидеть на корточках в очень неудобной позе.
Какое-то время он неподвижно сидел, пытаясь отдышаться, отвернув изуродованную половину лица от девушки.
— Призрак сказал, отец меняется. Призрак утверждает…
— Я знаю. Даже слишком хорошо. — Архимаг устало вздохнул. — Процесс очень далек от завершения. Но последняя стадия неуклонно приближается. Ты не сможешь увидеть этого, Азиель, однако сила собирается и плывет к нему сама, что бы я ни делал. Пока она бездействует, окружает его, как кокон или ураган, однако постепенно она впитается и станет частью его. Он сможет пользоваться ею и сжигать собственное тело, как делают маги. И я сомневаюсь, что есть время хотя бы для того… — Неожиданно он покосился на осколки окна, лежащие на полу. — Призрак, говоришь… Он сейчас здесь?
— Нет, Архи.
— Чего он хотел?
— Он сбежал, когда ты пришел. Похоже, Призрак боится. И отца, и тебя. Конечно, так было всегда, но на сей раз мне показалось, что это не обычный страх.
— А… — протянул Архимаг, барабаня пальцами здоровой руки по набалдашнику длинного тяжелого серебряного посоха, лежавшего у него на коленях. Вторая замерла неподвижно, похожая на искривленную, почерневшую палку, вытащенную из огня. — Я думаю, нам следует переместить тебя на один из этажей пониже, — наконец произнес он. — Завтра. Подальше от него. И в итоге вообще из замка, если понадобится.
— А он не…
— Не разозлится? Вполне возможно. Мне удастся усмирить его гнев. Надеюсь. Скорее всего, он утратит фокусировку, рассеяв его по всему замку. — Архимаг покосился на девушку и подмигнул. — Или, возможно, будет слишком сильно злиться на твою нянюшку. Смотря кто отдаст приказ о твоем отъезде.
Девушка рассмеялась, не зная хорошенько, шутит колдун или говорит серьезно.
— Ты — его птичка в золоченой клетке, Азиель, чье пение ему так нравится. Только и всего. Ты не так важна для него, как вам обоим представляется.
К немалому удивлению девушки, это замечание ранило ее, хотя Архимаг явно не стремился обидеть свою собеседницу.
— Кто же в таком случае действительно важен для него?
— Как и всегда, ему важен только он сам. И, полагаю, некто, кого называют Тенью. Азиель, ты слышала что-нибудь о Стене на Конце Света? Или о чем-то еще необычном?
Она вспомнила о странных облаках, но девушке не хотелось, чтобы Архимаг подумал, будто она может такие глупости считать важными.
